дело брошу», — говорил он, «только не сразу, я всё-таки должен ему». «Бог с тобой», — думал я,» все кругом участвуют в разборках».
Когда Игорь дежурил ночью, я спал на кровати, а когда он приходил вечером — я перемещался на диван. Всё-таки Игорь помассивней, и места ему надо больше.
Ночами я лежал на спине прямо, как аршин. Возникающее возбуждение гасил усилием воли, зажигал лампочку над изголовьем и читал сонеты Петрарки и вообще классику. Я люблю строгий стиль Ибсена, искания Толстого, женственность Цветаевой, страсть Саади. Я вообще преклоняюсь перед гениями слова! Вот только сам не способен к сочинительству.
Игорь приходил вечером, принося с собой хлеб, картофель, мясо с базара, переодевался в домашний спортивный костюм, вываливал кучу каких-то деталей на пол и долго с ними возился, потом шёл в душ, ложился в кровать, ставил видеокассету и смотрел очередной боевик. Впрочем, часто я видел у него в руках газету «СПИД — Инфо», газету о чудесах и приключениях, однажды даже «Библию для маленьких». Я молчал — нельзя же, в конце концов, указывать 22-х летнему лосю, что надо читать.
Я не мог понять, как такой качок обходится без секса. В больнице я взял лабораторные анализы мочи и крови Игорька. Чисто как свежий снег! Никаких антител в крови — ни к трепонеме сифилиса, ни к гарднереллам, ни к вирусам гепатитов. Стало быть, никакого контакта с инфекцией не было.
Игорь всегда теперь заворачивался в полотенце, и я не мог понять, возбуждён ли его член. Может, он у него вообще не принимает боевого положения? Уж не контузили ли его в этих самых ВДВ? Я терялся в догадках. Но я всё же врач, и знаю — у каждого может быть тайна, а если надо — человек должен сам попросить о помощи. Но Игорь молчал. Наше с ним соглашение выполнял беспрекословно — в конце месяца оплачивал квартиру, телефон, газ, а также давал мне три тысячи на расходы. По моим расчётам, оставалась у него еле-еле тысяча. Впрочем, он был неприхотлив в одежде и таскал всё ту же коричневую кожаную куртку,
изрядно потерявшую блеск.
Я занудно — любопытен, а потому потихоньку покупал кассеты с порнографией, грудастыми бабами, подкладывая их на стойку к остальным кассетам. Я надеялся, что Гоша наткнётся на них и хоть раз проявит свой интерес (или отсутствие такового). И однажды кассета с бабами попалась ему в руки. «Пент-ха-ус», — шёпотом прочитал он название и вдвинул кассету в видик. Смотрел всю от начала до конца, потом выключил, повернулся набок и уснул сном праведника.
«Ну и парень, ну и кремень», — твердил я про себя. «Какой-то кусок льда, а не самец человека».
В тот день лил дождь как из ведра, ноябрьская погода была просто омерзительна. Отопление никак не могло довести температуру в моей квартире до восемнадцати градусов. Сыро, промозгло. Мы лежим на своих ложах, кутаясь в ватные одеяла. Я наслаждаюсь «Смертью Тициана» Гуго Гофмансталя, а мой квартирант и визави глядит американскую пакостную киноподелку — грубую дешевку, приторно-блевотную, как всё американское.
Вдруг Игорь выключает ТВ и говорит ни с того ни с сего...
— Данила, а я прочитал Книгу Пророка Даниила.
«... где он ступил — там смысл и красота», — дочитываю я последние строки драмы Гофмансталя. Вслух говорю...
— Да что ты? Это в Библии для маленьких?
— Нет. В настоящей Библии.
— Так ты её с полки-то не брал!
— Я специально ходил в библиотеку. Там читал.
— Но почему здесь не мог читать? Вон на полке — с иллюстрациями Карольсфельда.
— Я хотел это сделать без тебя.
— Почему же, Игорь?
— Я такую книгу понимаю плохо, я мучил её больше месяца. Но теперь знаю всё.
— Что — всё?
— Всё. Заповеди, историю Даниила. И львы во рве.
— Да?
— Да. И печь огненную.
Парень обалдевает. Тронулся он что ли с горя?
— Игорёк, ну
