и враз охуел. Тело его задрожало, он заскулил и полез к моей девочке целоваться. Томка тоже, видимо, прониклась чувствами к этому негру, так сказать с первого взгляда, потому как что-то ласково и томно простонала в ответ. В общем собаки занялись друг другом, не обращая на меня никакого внимания.
Тем временем ко мне подошла хозяйка. Это была женщина лет сорока пяти, в очках, с уже наметившимися, но еще не так сильно проявившимися морщинками. Рыжие, крашенные волосы. Пухлые ненакрашенные губы. Одета в пестрый, зелено-коричневый жакет, синие тренировочные штаны, зеленые резиновые сапоги.
«Ой, какая красавица!» — восхитилась она и сразу наметанным женским глазом определила, — «Вау! Да у нас кажется критические дни?» — я кивнул. — «Да-да-да!» — «Ой, а как же теперь? Я теперь своего мальчика и не оторву,» — «Ну и пускай... погуляют,» — «Да-а-а... а вы не против? Они же сейчас... это... сцепятся!» — тщательно подбирала она слова, — «Ну жизнь у них собак такая!» — «Ой, как хорошо-то!» — вдруг обрадовалась она, — «Хорошо, что вы не против! А то у нас с Гансиком такие проблемы, он не клубный и к нему никого не допускают. А ему ведь так хочется, Вы не представляете...» — «Мы тоже не клубные и нам тоже надо...» — «Да-а-а... я Вас так понимаю... Как хорошо, что я Вас встретила... Только вот как-то неудобно тут... на тропинке... еще пойдет кто, спугнет их!» — «А пойдемте вот туда,» — кивнул я головой, — «Там уютная полянка есть...» — «Пойдемте, конечно пойдемте! Как же хорошо, что я... мы Вас встретили... давайте познакомимся. Жанна Николавна» — «Сергей,» — «Очень приятно,» — «И мне, очень...»
Мы сошли с тропинки и пошли к поляне. Послушная Томка побежала за мной, немец запрыгал за ней. На полянке мы сели на бревнышко, а собаки продолжили свое дело. Hекоторое время они скакали по всей поляне, то бок о бок, то друг через друга, то друг на друга. Набегавшись, остановились, облизывая и обнюхивая морды друг друга. Потом встали в положение «69» и облизывали и обнюхивали друг друга уже сзади. Из мохнатой залупы Ганса вылез длинный и худой, весь такой розовенький, собачий хуй. Наконец, кобель не выдержал и полез на Томку. Томка с готовностью задрала хвост. Завизжала. Вправил ей значит кобель. Начал ебать. Я неотрываясь глядел, как Ганс ебет мою собаку, часто-часто вихляя жопой. Ощущение такое, будто присутствуешь при дефлорации дочери. Возбуждение собак передалось и мне. У меня, как и Ганса встал.
Я глубоко вздохнул и краем глаз покосился на: Жанну Николавну. У нее сильно зарумянились щеки, видимо, происходящее не оставляло спокойной и ее. Она тоже покосилась на меня и улыбнулась: «Сынок-то мой как старается! Теперь у них это надолго, на полчаса минимум.» — «Пусть порезвятся... детишки.» Мы немного помолчали. У меня уже вовсю ломят яйца. Нет определенно с этим надо что-то делать. Я встал, нервно потягиваясь, прошелся... Пиннул пару шишек. Женщина тоже встала, потянулась. «Знаете, как я им иногда завидую... собакам,» — «Завидуете? Почему?» — «Они не такие, как мы. Они хотят друг друга и не думают о том, что плохо, что хорошо,» — она остановилась у сосны. Я медленно подошел к ней, внимательно посмотрел ей в глаза. «А они действительно не делают ничего плохого...» — «Да для них все хорошо и все правильно. У Вашей собаки течка и она должна найти себе мужчину...» — голос ее стал вдруг глуше. — «А что делать женщине у которой течка уже второй год?» — у меня потемнело в глазах и в темноте по инерции я сделал еще два шага.
Напрягшийся член, как компас показывал направление движения. Я втянул носом воздух и вдруг уловил запах этой женщины, не духов, не дезы, а именно женщины, запах потекшей пизды. Я тоже почувствовал себя кобелем, кобелем чувствующим запах сучки. Мой выпирающий под штанами член, уперся Жанне чуть выше ее устья (есть контакт), мои руки скользнули по ее бедрам и остановились на ее большой круглой жопе (есть захват), всем телом я
