забыть о нем! Если бы его не было! Но ведь ничего уже не поправишь... Ничего... Почему жизнь такое дерьмо? Почему всегда все против нас? Почему я должен везти этот чертов ящик, эту смерть? Я ведь обычный парень, такой же как и ты... За что это все нам? За что? За что?!
Мне нечего ему ответить. Если бы я знал...
Вокруг нас — мгла, сумрак какой-то. Мы все еще здесь, в холодном, вонючем, прокуренном тамбуре поезда, спешащего в Москву. Мы оба тонем в сизом, едком табачном дыму. Мы словно заблудились в тумане. И некому нас вывести...
Я закрываю глаза...
Странное состояние раздвоенности. Когда кажется, что ты — уже не совсем ты. А нечто неизмеримо большее, незнакомое, далекое... От этого становится страшно. Все чувства обнажены... Эту боль трудно описать. И безвыходность окружающего только умножает ее...
— Как хорошо, что ты поехал со мной, — я чувствую, как тяжелая рука Сергея ложится на мое плечо и это прикосновение вновь выдергивает меня из липкого сиропа безумия.
Я пытаюсь улыбнуться ему. Улыбка, наверное, выходит жалкой.
— Хочешь, я достану водки? — вдруг приходит мне в голову мысль.
— Зачем? Будем как мичман, напиваться до бесчувственности?
— Нет, не для этого...
— Тогда для чего?
— Помянем...
Окончание фразы застревает у меня в горле. Я не могу этого выговорить. Стараюсь и не могу...
Тут взгляд Сергея проясняется. Из туманного и отрешенного он превращается в острый и жесткий.
— Прости меня! — это было сказано уже твердым голосом, — Конечно, мы должны помянуть Славика... Как же это я сам не... А где же мы достанем водку?
— Я найду. Подождешь здесь?
— Да. Но если хочешь — пойду с тобой.
— Нет. Не нужно. Я сам. Я быстро...
— Ладно.
Я поднимаюсь и иду к двери в вагон. Прежде чем открыть ее, я оборачиваюсь на Сергея. Он стоит у стены и глядит в окно. В ту самую черную пустоту, куда смотрел перед этим я. У меня возникает чувство «дежа вю»... Будто бы Сергей сейчас — это я сам...
Так странно все это...
Но как только я шагнул из тяжелого сумрака тамбура в теплый и светлый коридор вагона — это чувство сразу же исчезло.
Денег у меня в карманах было не так уж много. Но на бутылку должно было хватить. А где достать водку в ночном поезде — всем известно.
Я подошел к купе проводницы, тихонько постучал и дернул дверь.
Она сидела за столом и что-то писала...
Маленькие, озорные глазки. Удивленно приподнятая бровь. На тонких губах — улыбка.
— Тебе чего?
Голос молодой и задорный, как и она сама.
— Мне бы водки достать. Мы тут с другом...
Ее улыбка становится шире.
— И только-то? А деньги есть?
Я протягиваю ей ладонь, на которой лежат три мятых бумажки и мелочь.
— Не густо, морячок! — она явно заигрывает со мной, без стеснения, — И это все, что ты можешь мне предложить?
Я смущаюсь. Впрочем, совсем немного.
— Мне бы водки... Очень надо...
— А мне бы — мужика... Тоже очень надо... — она прыснула смехом.
Я смущаюсь больше. Или только делаю вид, что смущаюсь? Я не знаю...
— Короче, — она встает, — Если придешь потом ко мне, когда все улягутся — дам водки. А деньги свои — спрячь. Так что? Придешь или нет?
— Приду, ладно, — я ничуть не удивлен такому обороту событий. Такое уже бывало со мной в поездах. И не раз.
— Смотри! — она в шутку грозит мне пальцем и достает из под сидения бутылку «Русской». — Вот, держи. И не забудь, что обещал! Друга тоже можешь привести...
Я беру из ее рук водку и поворачиваюсь к открытой двери, собираясь уйти.
Она легонько шлепает меня ладонью по заднице и опять хохочет.
— Смотри не перепей! Морячок!
Я краснею и вываливаюсь в коридор, сжимая заветную бутылку обеими руками, как знамя.
«Ну и блядь!» — проносится в моей голове мысль и я спешу
