таковой не являлась. Просто по сути своей она была уравновешенной, бесконфликтной девочкой. Чрезмерно чопорное воспитание, в юношестве, играло «не на её половине поля». Но это вовсе не означало, что в её душе не обитали здоровый энтузиазм, и тяга к яркой жизни. К тому же, жить по правилам мамы девочка точно не желала, и хотела быть самой собой.О школьных анкетах, кстати, поясню. Многие, наверняка, не помнят уже, а некоторые и не знают, что они из себя представляли. Это были «общие тетради» на 96 листов, как правило. Разрисованные всевозможной девчачьей атрибутикой, и содержащие целый ворох провокационных, порой, вопросов. Их (анкеты) можно смело называть «социальными сетями» той эпохи. Возьмешь такую «тетрадочку» домой, информацией о себе заполнить — заодно и о сверстниках много чего нового узнаешь.Так вот, согласно этим примитивным, но действенным источникам информации, Ирка жаждала иметь возможность самовыражаться, не опасаясь быть осужденной, в связи с наличием слишком правильной матери. Девушка всегда хотела бОльшего, чем имела. Стремилась к высотам, которые могли избавить её от постылого быта, и позволить вырваться из серой массы. Строила «наполеоновские планы» на будущее, многие из которых, к её чести, на сегодняшний день успешно реализованы.Однако, поскольку речь идет не о том, что она имеет сейчас, а о том, что было тогда, то не будем более тревожить её настоящее. Вернемся к прошлому. К тому теплому, июльскому вечеру, в который случилось наше не слишком удачное рандеву. Битый час мы сидели за столиком, и я безуспешно пытался улучшить её настроение. Шутил, хохмил, травил студенческие байки, и похабные анекдоты — все без толку. Блондинка была мрачнее тучи, хотя и пыталась поддерживать разговор. Но все это было не то. Тогда я принял единственно верное, как мне показалось, решение. Встал из-за столика и потянул Иру за руку на улицу. Она пошла за мной, недоуменно вопрошая, куда мы идем. — Мириться поедем с твоей мамой, — коротко ответил я на ходу, жестом показывая Алишеру, оплатить мой счет. Эту систему рыночных отношений мы с ним давно практиковали, задолго до моего отъезда на учебу в Украину. Он оплачивал, или записывал на себя мои расходы, а я потом рассчитывался с ним разом за несколько «посиделок». Не подумайте, что это из меня так «понты» лезли из всех щелей. Просто это было очень удобно. Не нужно было каждый раз дожидаться по полчаса, пока меня расчитают. Всегда была возможность в любой момент встать, и уйти. Вот, как сейчас, например. — Саш, ну вот что ты делаешь? Я не могу, да и не хочу, сейчас с ней мириться. Она — неправа, и знает это, — девушка едва поспевала за мной. Я упорно вел её к свободному «мотору». — Ну, значит, тогда просто домой тебя отвезу. Скажешь маме, что отлично погуляла, поблагодаришь. Потом в ванной часок поваляешься, телик посмотришь, может, хоть тогда надумаешь с ней отношения ладить. А как помиритесь — мы с тобой еще разок встретимся, и в следующий раз у нас общение взаимным выйдет. А то, что сейчас происходит, без обид конечно, но лично мне цирк напоминает. Причем, цирк — в миниатюре. Бездарный клоун, и неблагодарный зритель. Вот и весь состав. Ты меня за прямоту речи извини, но сегодняшний вечер мы оба с более эффективным КПД провести могли бы, пусть и по отдельности. Хотя, как знать. Может тебе нравится сидеть и грустить, когда можно поехать, и во всем разобраться. Зато за себя точно знаю — убивать несколько драгоценных часов, вмыкая в твое очаровательное, но кислое личико — мне совсем не по душе.Очевидно, мой эмоциональный спич, возымел действие, поскольку Ира чуток встряхнулась, и принялась извиняться, что-то про свой эгоизм рассказывать. Но я её уже не слушал. Оборвал на полуслове: — Так! Короче, Склифосовский! Мириться едем или нет? — Едем, — твердо ответила блондинка, усаживаясь в машину. Я захлопнул за ней
