чуть не пизданулся. — Свет-то хоть можно включить?
— А я тебе сейчас под обоймя глазами включу. Свет, — не посочувствовала баба-яга откуда-то из темноты. — Ишь, блядь, волшебник изумрудного города сыскался! Без свету не может ни хуя.
Но пошарив где-то у себя на печи, по за печкой, свет всё-таки включила. Иван посмотрел на возникшее помещение, как хирург приступающий к срочно требующейся операции. Бардак в хате был, конечно, приличный, но жить было можно.
— Здравствуй, мать родная! — сказал Иван внимательно наблюдавшей за ним с печи бабе-яге.
— Здравствуй моя мурка, здравствуй дорогая, — откликнулась с печи баба-яга. — Здравствуй, моя мурка, и прощай! Вот и славно поужинаем, — заключила лирическую оттяжку баба-яга.
— А вот хуй ты, бабушка, угадала! — не согласился Иван. — Предварительно надо накормить напоить и в баньке попарить, а потом уже хуйнёй заниматься. Сказки читала?
— Грамотный какой нашёлся, — заворчала слегка приохуевшая от таких глубинных познаний баба-яга, но делать было не хуй, нарушать обычаи никого не кидало, трэба было действительно соблюсти ритуал.
Кряхтя, баба-яга слезла с печи, прибралась на скорую в хате и приготовила знатнейший харч из скатерти-самобранки. Иван оценил труды предстоящие и в меру перекусил пол барашкой, да кувшином заморского тонкого вина.
Кровь в жилах заметно повеселела и заиграла.
— Ну что, бабка, теперь в баньку веди, — потягиваясь всем молодецким телом, сказал Иван. — Больно чую попариться пора!
Баба-яга истопила тогда до жаркого печку, открыла заслонку и говорит «Полезай».
— Знаем и этот мы вариант, — бодро отреагировал Иван-царевич. — Это значит, ты полезай, а уж пиздой мы тебя сами накроем, да? Вот ведь опять не по правилам шалишь!
— Лезай ото, мозги не еби, — сказала баба-яга. — Это у меня банька так устроена.
Иван тогда засунул голову осторожно за заслонку и впрямь охуел: за заслонкой, не сразу чтоб въехать, была самая настоящая комната-банька. С парилкой и полатями.
— Ух, ты! Знатно придумано! С головой, — оценил Иван.
— Ладно, ладно, лезь уже, — пособила баба-яга и Иван полностью забрался в банную печь.
Оказавшись в баньке, Ванька аж присвистнул: шмотка улетучилась напрочь, пока он пролезал под открытой заслонкой. Как и не было. «Правильное устройство», одобрил Иван автораздевалку.
— Ты там не сильно свисти! Жар весь высвистишь, — прикрикнула баба-яга снаружи.
— А попарить? — выдвинул контраргумент Иван, сообразив, что автораздевалка наверняка срабатывает не исключительно на него. — Я попарить чтоб, маманя, люблю. С кваском!
— Ишь чего удумал, охальник, — чуть не потерялась баба-яга. — Да как же я к тебе туда полезу?
— А с кваском в самый раз, — объяснил ситуацию Иван. — В аккуратную.
— «С кваском», — передразнила баба-яга. — Ты там на полки забейся и глазы свои бесстыжие отверни. «С кваском»!
Иван забрался в парной на полати, да «глазы» воротить не стал, а для обзора приоткрыл дверь из парной, чтобы всё было правильно. Баба-яга ещё немного поворчала в хате, наливая порядочный котелок квасу и полезла в печь. И лезла в одёже, а добралась уже в чём мамка давно родила — красавица как есть. Из одежды с бабой-ягой остался только котелок с квасом. Ванька перевалился на живот, чтобы у него хуй не торчал и сделал из себя весь порядочного.
Баба-яга поставила котелок на приполок, сняла со стены берёзовый распаренный веник и до Ваньки пошла. Ванька лежал в парилке, растянувшись в рост, во всей своей кобелиной красе. У бабы-яги аж поджилки все повело, и она стыдливо прикрылась берёзовым веником, хоть Ванька и прилежно смотрел до поры в другую сторону. Но сильно в баньке конечно не наприкрываешься и яга, начав хлестать Ивана по крепким
