мама так на него не смотрела..
Уже более раздражённо, нежели от желания, Савва едва не грубо раздвинул её колени в стороны. Лишь на миг мать напрягла ноги, не желая распахивать бёдра пред своим сыном... Но лишь на тот же миг ему понадобилось приложить немного усилий, чтобы мгновенно сломить её сопротивление и решительно раскинуть стройные ноги матери широко в стороны..
Савва замер, в странном благоговейном чувстве, созерцая святая святых своей матери, тот алтарь жизни, когда-то подаривший ему жизнь... С некоторым удивлением, он узрел, что материнское лоно гладко и начисто выбрито... Сын затаив дыхание, разглядывал нежно розовые лепестки материнского бутона и закрытый грот в узкую пещеру её чрева. Ещё более его озадачили извилистые тонкие змеевидные линии, нанесённые золотой и серебристой краской, на кожу на низ живота матери и вокруг её лона. И любопытство — таки пересилило, даже в эту минуту:
— Мама... — он провёл пальцами по одной из этих линий, — что это?
— Оберег... , — тихо ответила мама спокойным голосом, — рунные знаки... Они оберегают дитя в моём чреве от дурного глаза и тёмных сил..
— Дитя... — прошептал Савва..
— Да, — голос мамы наполнился жгучим ядом, — твой братик или сестрёнка..
Савва склонился перед матерью на колени, нежно проводя пальцами обеих рук по её округлому животику и почувствовал, как мама замерла, затаив дыхание.
— Мой братик... Или сестрёнка... — повторил он, будто заворожённый. Медленно опустив голову и любовно поцеловал мать чуть выше пупка, потом ещё раз и ещё, продолжая нежно гладить её живот ладонями.
Его мужское естество прямо-таки изнывало от крайнего возбуждения. Савва губами приник к материнскому пупку, медленно коснулся его языком.
Где-то за краем сознания билась оглушающая мысль, а право дело, впал бы он в такое любовное неистовство, если бы сейчас вместо матери здесь перед ним была бы другая женщина? Или то, что сейчас его обуяло, уже давно теплилось и ширилось в его душе, а сейчас просто-напросто, как в один миг сильный ветер раздувает тлеющие угольки в жаркое пламя, разгорелось огненным пожаром. В голове одна за другой всполохами мелькали бережно хранимые картинки, вот, как мать купается в бане, когда он за ней подсматривал, или, вот ночью, когда он нечаянно проснулся и узрел обнажённую мать восседающую на бёдрах отца... Таких картинок в его памяти было много..
А маме всё-таки изменило её спокойствие и выдержка, когда его пальцы коснулись её лона, осторожно поглаживая нежные лепестки и вход в её любовный грот. Савва почувствовал, как она вздрогнула и на миг ему показалось, что сейчас она его всё же оттолкнёт. Но нет... Хоть её дыхание и стало тяжёлым, а раздвинутые в стороны бёдра напряглись, но она снова не оттолкнула его.
Савва осторожно, но с каждым мгновением всё настойчивее ласкал материнское лоно, впрочем, не делая попыток вторгнуться своими пальцами в мать.
И вдруг холодный и язвительный голос матери, словно, окатил его ушатом ледяной воды:
— Что, Саввушка... Ты уже готов взять собственную мать силой, аки тать? И окрестить своим семенем дитя твоего отца в материнском чреве?
Какой-то миг ураган самых противоречивых чувств яростно бился в его душе. Но потом... Савва застонал от самой настоящей боли, что резанула в самое сердце. Всё-таки его мать знала его лучше его самого. И одним мигом всё то, что он загонял в пылу страсти и вожделения далеко и поглубже в своей душе, вдруг разом вынырнуло на поверхность, вгрызаясь в него нестерпимыми муками совести и стыда. Господи, а ведь он и впрямь в шаге от того, чтобы силком овладеть своей матерью, презрев людские и божьи законы на раз, позабыв даже о своей нежной и искренней любви к ней... Стыдно стало до боли в грудию
Закрыв лицо руками, он поднялся на ноги и упал бы, кабы спиной не упёрся в стену позади себя. Теперь он хотел скорее сгореть от стыда, чем сейчас взглянуть в глаза
