«отпусти», «прошу». Мужчина долбил свою жертву, получив, наконец, тело, которое хотел, в тот момент Серж не был человеком, мучитель был животным, не понимающим, что именно сейчас ломает такое тонкое равновесие в душе юного создания.
Кончив с рыком, укусив за плечо, Серж еще пару минут не выходил, смакуя послевкусие такого сладкого и вкусного оргазма. Думаете, Серж испугался того, что произошло, отца парнишки, абсолютно нет! Мужчина прекрасно знал, что его отцу нет дела до сына, которого тот ненавидел всем сердцем, но заботился лишь потому, что обещал, а не потому, что любил. Теперь, преподав урок своей жертве, Серж вышел и покинул дом со словами:
— До следующего раза, теперь ты мой.
Сколько так пролежал парнишка? Не знаю, быть может, минуту, а может, несколько часов. После, смыв всю грязь, которая не смывается, плача и крича, парень впервые встал обнажённым перед зеркалом и посмотрел на себя, заперев в своем отражении себя.
Далее встречи стали частыми с той разницей, что телом пользовались и боли не было, как и не было ощущения грязи, возбуждения или какого-либо хоть немного напоминающего чувства о том, что ты человек, а не машина.
Серж, наигравшийся с игрушкой, вывел её в свет, похожий на тьму, которая поглотила его, и пошла вереница ухажеров, воздыхателей, хозяев на одну ночь, даров, украшений, заполнивших всё вокруг, как же мужчины любили его — такого разного, столь умелого, позволяющего делать всё и даже верить в то, что Кукла их любить, желает, радуется всему, что они дарят и делают... Кукла давала им их мечту, получив которую, они исчезали.
Так проходили обычные дни с обычными мужчинами, и именно таков был первый раз Куклы по-взрослому.
Smoky eyes.
В осени самое прекрасное время — это «бабье лето», когда на улице так свежо и солнечно, и кажется, что грязная и слякотная осень не придет никогда, а завтра увидить, проснувшись, что наступила весна со щебетанием птиц, пробуждающейся природой, с ветром, наполненным желанием любви и счастья.
В светлой комнате стоит парень, его образ завершён, палантин своеобразно завязан, черная рубашка Marc Jacobs плотно прилегает к телу, зауженные брюки Hermes подчеркивают стройность тела, черные очки Burberry в большой роговой оправе скрывают сияние глаз — да, образ завершён, пора идти.
По дороге юноша встретил примечательного мужчину, своего отца:
— Как хорошо, что я тебя застал, ты не забыл: сегодня приём? — холодное выражение лица с усталостью.
— Нет, не забыл, приём значится в моем расписании, — с безразличием ответил парень отцу.
— Да, как же по-другому, у тебя всё расписано, спасибо за уделенное внимание своему отцу... — с иронией подметил мужчина, но в ответ получил лишь молчание. — В любом случае, всё должно быть на высоте.
— Разве может быть иначе, отец, — при слове «иначе» укоризненный наклон головы, и это был не вопрос.
— Да, конечно, манеры у тебя в крови, ты весь в мать, даже при плохой игре с улыбкой на лице, и такой же кусок холодного мрамора, — лицо парня при слове «мать» скривилось от боли, отец знал, как это тяжело для сына, и раз за разом методично делал ему больно.
Зачем? Ответа нет.
Мужчина со злорадной усмешкой развернулся и ушёл.
Кукле потребовалось всего лишь мгновение, чтобы фарфор, который ещё секунду назад был обезображен паутиной страданий, превратился в совершенство.
И снова скорость и снова вуз. Возле него стояла наша весёлая компашка:
— Гляньте, уже привезли нашего Кена или, лучше сказать, Барби?! — заливисто засмеялась Машка, и захохотали все остальные (знаете, такое можно часто наблюдать среди стада, к примеру, в школе или в универе: когда «лидеры» смеются или что-то осуждают, то все серые мыши, как мартышки повторяют), только примечательно в этой сцене то, что Кирюха заворожённо смотрел не на них, и ему не было дела до острот завистливых неудачников.
Взгляд его приковал парень, локоны которого, как
