розовыми девичьими сосками. Одним движением, Саша стянула с головы тесно завязанную бандану и длинные, густые, каштановые кудри мягкой волной упали и заволокли её спину.
Фируз, как заворожённый, смотрел на своего мучителя. Одной рукой подтянувшись на стропе, Саша слегка приподнялась и развела колени, явив растяжку балерины. Свободной рукой она сдвинула трусики вбок, обнажая влажные, чуть припухшие губки. Взяв обтянутый латексом член, она направила его в себя и стала медленно насаживаться.
— Чёрт, а ты здоровый, как конь — поморщилась она и издевательски добавила — лан, потерплю — надо же тебя объездить...
Насадившись до отказа, она стала двигаться, словно в замедленной съёмке, вверх-вниз, одной рукой подтягиваясь на стропе, а другой лаская клитор. Фируз дышал прерывисто, явно стараясь не делать глубоких вдохов. Он скользил глазами по наготе прекрасной насильницы и вдруг, вроде, что-то произнёс. Я прислушался — точно.
Неотрывно глядя Саше в глаза, Фируз говорил:
— الحزن الثقيل كنت أعرف. ما حدث لي، هو المسؤول! أوه، لماذا وقعت في الحب مع واحد أن يعيش في الحي؟ كنت معي، حول الجار، أرسل الجيش القبض بجرأة يصل رأيي، ضبطت قلبي. *
Его низкий голос звучал неожиданно мягко, умиротворённо, что ли... В непонятных словах ощущался стихотворный размер.
— Наверно, из Корана, — подумал я, в полной уверенности, что несчастный собрался на тот свет и читает себе отходнУю. На его последних словах Саша запрокинула голову, максимально насаживаясь на ствол парня, вздрогнула и протяжно застонала. Она замерла, секунд десять пробыла без движения и вдруг... отпустила стропу, резко склонилась, вцепившись в рукояти руля и спустила одну ногу на подножку.
— Не время молиться, гад! — в бешенстве крикнула она и её волосы рассыпались по плечам Фируза.
Выплюнув ему в лицо эти слова, Саша жёстко, по мужски, стала его трахать, не обращая внимания на стоны. Изнемогая от боли, обжигающей его при каждом толчке, Фируз сначала скрипел зубами, сдавленно стонал и рычал. Потом перешёл на крик. Потом отключился. Саша кончила, даже не заметив, что насилует уже бесчувственное тело.
Удовлетворившись, наездница спешилась, сняла с ещё напряжённого члена пустой презерватив, плюнула в него, завязала узлом и бросила парню на грудь, говоря:
— Будем считать, что ты тоже кончил.
Равнодушно отвернувшись, она натянула штаны, застегнулась, обулась и неверной походкой пошла к выходу, на ходу пряча волосы под бандану. Села в машину и уехала. Вот так, просто.
Макс уже засыпал, говорил всё тише и неразборчивее. Пиво закончилось. Шокированный его рассказом, я прошептал:
— Дикость какая-то...
— Да-а... — протянул Макс и добавил: — Я думал, он помер под ней. Но нет... Когда Сашка укатила, я развязал его, перетащил в машину и отвёз в больницу. Там его привели в сознание, подлечили... Ты знаешь... Малышка фИгову тучу бабла вгрохала в его лечение, сама его выхаживала... — это было последнее, что сказал Макс, перед тем, как заснул беспробудным сном.
Кто может понять сердце женщины?
Похищенный олдтаймер задержали через две недели в порту Владивостока, при попытке переправить его в Японию. После совершённого над ним надругательства, влюблённый гастарбайтер почему-то уверовал в то, что Саша, рано или поздно ответит на его чувства. Он ждал, служил верой и правдой, но... Не дождался. Сашины родители, вступив в наследство, долго не могли продать этот чёртов гараж.
* Тяжкое горе познал я. Что со мной стало, ответствуй!
О, почему полюбил я — ту, что живёт по соседству?
Ты на меня, о соседка, войско направила смело,
В плен захватила мой разум, сердцем моим овладела.
(Маджнуи Кайс ибн Аль-Муллавах, VII в., перевод С. Липкин)
