скользкая от подсолнечного масла, которое капало мне на голые ляжки. Я, пальцами рук, как можно шире развела аппетитные половинки своей большой попы, расслабила мышцы заднего прохода. Ольга с силой надавила на скалку, и она мягко вошла внутрь моей раскрывшейся попы. Я ойкнула, но не от боли, а от неожиданности — так легко скользнула толстая колбаса скалки внутрь меня. Боли я не почувствовала вовсе. Только ощущение в заднице толстого инородного предмета и смутное любопытство, а будет ли хорошо? И когда?
Дочка, засунув скалку чуть ли не наполовину, интуитивно поняла, что дальше небезопасно, прекратила проталкивать орудие вглубь и стала делать возвратно-поступательные движения, имитируя работу мужского члена. Это тоже не принесло мне ровно никакого беспокойства. Наоборот, от сознания, что собственная дочь трахает меня в задницу, стало приятно. Ольга участила темп и принялась слабо постанывать — её видимо начало разбирать. Мне тоже всё это нравилось всё больше и больше. Я стала периодически трогать себя за промежность, поглаживать и давить пальцем кнопочку набухающего клитора.
Ольга приостановилась, оставив скалку торчащей в моей попе, торопливо зашелестела одеждой. Я поняла, что она раздевается. Значит, и ей это понравилось, и она сейчас начнёт ублажать себя пальчиками. Сбросив джинсы и лёгкую маечку, в которых была, а также бельё, Ольга протянула мне какой-то малюсенький, лёгкий, кружевной комочек.
— Сучка, засунь в рот мои трусишки и жуй, как ты делала это девочкам, — строго приказала она, снова берясь за скалку и продолжая насиловать мою задницу. — Так нужно, чтобы ещё глубже тебя опустить, пиздолизка... А я буду тебя пидорасить дальше, пока ты не кончишь от скалки. Тебе хорошо со мной, животное?
— Очень хорошо, моя милая, — простонала я, жуя её трусики и возбуждаясь всё сильнее и сильнее. — Опусти меня, доченька, по настоящему. Я хочу, чтобы это сделала со мной ты!
— Да, стерва! Я опущу тебя жёстко, по взрослому, как на зоне, — с придыханием, отчаянно дроча свою крохотную безволосую пиздёнку, стонала в ответ Оленька. — И теперь никогда уже ты не станешь человеком, грязная блядь и вонючая хуесоска. Ты будешь отныне только моей вещью, моей послушной рабыней, моим унитазом и я буду постоянно мочиться в твой рот, а ты будешь пить мои ссаки и вылизывать после сортира мою задницу! Я превращу тебя в безмозглое растение, в существо, в половую тряпку... Ты будешь спать теперь у параши, а я стану вытирать о твою жопу и спину свои ножки! Ты не достойна будешь даже смотреть на меня, и дотрагиваться своим поганым языком до моей божественной киски! Понятно тебе, тварь, кто перед тобой? И до чего ты опустилась?
— Понятно, понятно, золотце! Мне всё теперь понятно, — вытащив изо рта трусики, чтобы не мешали говорить, торопливо заверила я её преданным голосом. — Я — никто, по сравнению с тобой! А ты — моя Богиня! Я не могу и помыслить, прикасаться к твоей киске своим грязным языком. Это будут делать другие девочки или мальчики. А я буду отныне зарабатывать для тебя много денег, чтобы ты покупала себе любовников и любовниц.
— Да, да! — продолжая меня темпераментно ебать в попу, стонала моя девочка. Отчаянно мастурбируя, она была уже в глубоком экстазе. — Ты пойдёшь на панель, шлюха! Отныне ты будешь работать проституткой и содержать меня. А я буду твоим сутенёром! Я назначу тебе большой план, и не дай бог ты его не выполнишь, пусть даже тебе придётся ебаться в день с двадцатью клиентами. Ты будешь приносить мне план, и я за это не буду тебя сильно бить и мучить. И личико твоё будет чистое и не побитое, потому что ты должна иметь товарный вид. Уяснила, конченая шлюха?
— О, да, божественная моя! Сладенькая и вкусненькая, — похотливо вертя задницей, стонала в ответ я. — Отныне, я твоя верная шлюха, и пойду ради тебя на панель! Я озолочу тебя, доченька! Буду сосать за деньги у всех подряд, и давать
