громко всхлипнула. Но это не помогло, крупные слёзы покатились по её щекам. Светлана расплакалась, жалея себя и хороня свою мечту работать в «Премьере». Она старалась успокоиться, но ревела всё больше.
Бронский растерялся. Так горько женщины при нём никогда не плакали. Сделал шаг к ней. Остановился. Всё-таки подошёл, и неуверенно обнял, поглаживая по роскошным рыжим волосам.
— Ну, хватит, котёнок, хватит... что ты, в самом деле? Всё будет хорошо. Всё наладится. Утром всё устроим... Ну, не плачь...
Светлана растворялась в жалости к самой себе. Она злилась на Колобка, злилась на себя, на свою неловкость и застенчивость, которые, как она считала, никак не вязались с журналистикой. Злилась на свою дурацкую особенность — быстро пьянеть от капли любого алкоголя. И от всех этих чувств, переполнявших её, Светлана рыдала всё сильнее, уткнувшись в грудь Станислава.
Бронский продолжал успокаивать её и с ужасом понял, что он хочет эту маленькую, беззащитную девушку, нежное рыжеволосое чудо. Хочет с неимоверной силой. Что если он сейчас её не возьмёт, то случится что-то страшное — землетрясение, ураган, или другая катастрофа вселенского масштаба. Нагнувшись к ней, поцеловал её в щёку, потом ещё раз. Она вздрагивала в его руках. Он ощутил солоноватый вкус её слёз и, взяв заплаканное лицо в ладони, поцеловал глаза. Она дёрнулась, делая слабую попытку освободиться.
— Всё будет хорошо, малыш. Все будет хорошо, — прошептал он охрипшим голосом и продолжал целовать её глаза и щёки, медленно подбираясь к губам.
Коснулся их. Один лёгкий поцелуй. Она, расслабляясь в его руках, немного приоткрыла губы. Бронский бережно и очень нежно покрывал её лицо поцелуями, время от времени возвращаясь к губам. Она отвечала, сначала робко, неуверенно, потом, подчиняясь его напору, более доверчиво, страстно.
А он всё продолжал целовать её, не давая опомниться, так, что она начала задыхаться. Мелькнула мысль оттолкнуть его. Но... Светлана не сделала этого. Крепкие руки медленно, пуговица за пуговицей, расстегнули блузку. Покрывая поцелуями её шею, тонкие ключицы, худенькие плечи, Бронский освободил Светлану от шёлкового плена. За руку потянул в спальню. Белое одеяло сползло вниз и легло на полу. «Как пена, у ног Афродиты, — мелькнуло дурацкое сравнение. И сразу подумал: — Вот чёртова девчонка! Из-за неё всякая глупость лезет в голову».
Он подхватил её на руки и понёс, мягко опустил на кровать. Она растерянно захлопала ресницами и сделала робкую попытку встать. Но Стас поцелуями погасил ее сопротивление. Она не могла и не хотела сопротивляться его натиску. Он целовал и целовал ее всё смелее, настойчивее. Она расслабилась, окончательно откинулась на кровать, закрыв свои изумрудные глаза, отдаваясь его власти.
Ему нравился этот момент во время прелюдии. Девушки всегда расслаблялись и всегда закрывали глаза, отдаваясь ему, сильному мужчине-покорителю. Кто раньше, кто позже. Но после этого он мог делать с ними практически всё, что захочет. Она должна покорно следовать за ним.
Он просто ошеломил Светлану, чередуя нежные поцелуи с очень страстными. То лёгкое прикосновение губ, то почти доходящий до грубости натиск на её рот. Его руки гладили, дразнили, сжимали её. Дыхание девушки стало прерывистым, она буквально задыхалась в его объятиях. В каком-то тумане с удивлением осознав, что её тело охватило пламя, она издала протяжный стон.
Уверенным движением он расстегнул лифчик и отбросил его в сторону. Перед его глазами оказались её грудки, упругие, правильной формы, с маленькими ореолами и дерзко торчащими сосками. Его губы заскользили по ним от основания ксоску и сомкнулись на нём, мягко, но настойчиво сжимая его. Он принялся ртом играть с сочком, пальцами лаская грудь. Забирая в рот, касался языком, одновременно нежно покручивал пальцами второй сосочек. Она дрожала под ним, как в лихорадке, забыв о всяком
