ним. Именно тогда, во время этого безобидного трепа и появилось в груди легкое, сначала едва уловимое щемящее чувство.
Я хотел его, хотел его страстно и неистово, и все же не спешил, сам же затягивая беседу, продлевая эту сладкую пытку, упиваясь созерцанием тонких кистей его рук и едва заметного светлого пушка чуть смуглых ног, его милой улыбки и вспыхивавших в бездонной глубине карих глаз веселых искорок. Когда вино благополучно перекочевало в наши утробы, я вновь разогрел кофе, добыл из холодильника начатую накануне бутылку «Larsen», набил свою вишневую трубку душистым марокканским табаком и, раскурив ее, вернулся в комнату. Согнал с кресла разомлевшего Воробушка. Занял его место и усадил себе на колени. Мы продолжили беседу, теперь уже более игривую и вольную. Малыш, играя завитками волос на моей груди, деликатно расспрашивал о былых похождениях, и я кратко поделился воспоминаниями и далекой юности и недавними, попутно узнавая и о его небогатом опыте. Вскоре он изменил позу. Оседлав меня и легко поглаживая, он елозил на возбужденном корне, уже полностью распахнув халат и открывая взору крепенькую грудь и животик. Мошонка его укрывала виднеющуюся снизу головку моего члена, его же собственный выстреливал из темно-бронзового кустика вертикально вверх, прилипая к животу.
Наконец беседа, прерывавшаяся уж пару раз, иссякла. Парень, полностью сбросив халат, освободил от одежды и меня. Начиная от ног, лаская языком и губами, он подымался все выше, пока не достиг сплошных лобковых джунглей. Зарывшись в них, застыл ненадолго, а затем поднял удивленное лицо:
— Ну, слушай, ты такой чистый, будто только что из ванной! Ты может, в кухне подмывался? Да нет. Непохоже... Ведь ты и на лестнице уже был такой...
Я лишь молча ухмыльнулся и, разведя пошире бедра, вновь склонил его к жаждущему ласки корню.
Уж как он только над ним не изгалялся! Хватал губами и снизу, и сбоку, и сверху. И вновь пытался заглотать. Никак. Больно жирный червячок попался. Бедный Воробушек — раскраснелся, сопит, слюни пускает, руками за ствол ухватился. Упрямый! А там, гляжу, дошло до него, что против природы не попрешь, — смирился и давай его как конфетку лизать, да все по уздечке норовит. Тут уж я не выдержал. Не хочется так вот кончать. Это прям как в горлышко бутылки целить. Ухватил за плечи, да вновь сверху усадил.
— Ну, слушай, хватит уж пресмыкаться. Раз так не получается, надо классиков вспоминать. А из их сентенций можно сделать вывод, что рожденный летать ползать не умеет. Давай-ка мы попробуем из тебя мотылька сделать.
— Да-да-да! Хорошо тебе говорить. Куда ж этот обелиск-то вставишь? Он же мне все нутро разворотит! Да я такой громадины в жизни не видал! Даже у абреков!
— Ну, во-первых, многого ты еще не видел. А, во-вторых, всего можно достичь упорством и тренировкой. Вот мы ее сейчас и начнем.
Зацепив парня все на тот же «крючок», я отправился в ванную. Добыл из шкафчика некую чудную мазь и... соску этакого современного дизайна. Разогрел на кухне водичку и залил в нее. Соска была примечательна тем, что плавно утончаясь к вершине, заодно и смягчалась. А на попке, диаметр которой почти соответствовал диаметру моего ствола, имела крышечку, через которую и вливалась жидкость. При прямом использовании, которого она у меня не знала, пипочку сверху следовало проколоть.
Имея от матушки-природы этакий «подарочек» у меня иногда возникали проблемы с партнерами. Увидев как-то у родственников сие чудо, я быстро мысленно сравнил его со своим. Оценил все достоинства. Расхвалил до небес и сам продукт и продукт их совместных усилий, которому он-то и предназначался, и расспросил где ж его можно приобрести. Конечно, соску, а не мальца. Так она у меня и появилась и не раз уж выручала в постельных баталиях.
Вернулись мы в комнату. Экипировку я отправил на тумбочку, парня на тахту. Молча напоил его остатками коньяка и принялся
