нечленораздельный хрип. — Ыыыххххххыы...Входная дверь была раскрыта. Хулио кинул на нее мутный взгляд — и ринулся вдогонку... — Эй! Швейцара ненароком прибьешь своим дрыном!Тонио ухмылялся. Несмотря на шок, его чрезвычайно радовало то, что все это произошло в квартире Хулио, а не в его собственной. Голый Хулио застыл в дверях: — Швейцар... Он не выпустит... Надо останов... — и осекся: из окна послышался звук отъезжающей машины. — С чего это не выпустит? Выпустит, как и всех прежних выпускал. Откуда ему знать, что... — Но она же гол... Твоююю мааааать! У нее что, в сумке были другие тряпки? — хрипел Хулио, вытаращив глаза. — А тебя только сейчас осенило?... Глянь-ка! Что это?Тонио подошел к столику, на котором лежала записка. — «Привет, мальчики», — стал читать он. — «Я отлично провела с вами время. Если я слишком разорила вас, сохраните мой автограф и мою тунику: лет через пять вы получите за них не менее штуки евро. Если поторговаться, конечно. Думаю, с этого дня правила Sinceridad изменятся. В противном случае видеозапись нашего рандеву мгновенно засветится на телевидении. Мне жаль, что я оставила вас в неудовлеторенном виде — но, в конце концов, вы всегда можете воспользоваться для этой цели друг другом. Искренне ваша...» — Сууууууукаааа!!! — взвыл Хулио. — Убьюююююю!!! Какое телевидение?! Да я ее сам в тюрягу... — Не выйдет, Хулио, — осадил его приятель. — Ты слишком много наболтал. — Дерьмо!!! Что я сказал?! Какая еще запись?! Где камера?.. — В сумке, Хулио, в сумке. Точнее, на сумке. Которая стояла в нашей комнате. Юэсби-камера, с флеш-памятью. Такие сумки стоят сорок евро... — Черт! Черт! Черт! Черт! Черт! Чеееееееррррт!!! — Не черт, а сука, — поправил его Тонио.***Получасом позже Риккардо Муньос встречал в дверях свою жену: — О боги! Что это? — Не знаю. Эмульсионка, наверно. Оооуу... Эти зверятки возбудили меня до визга. — Доиграешься, — говорил Рикко, раздевая Леа. — Когда-нибудь твои зверятки тебя прикончат. Или я сам тебя прикончу. Что они делали с тобой? — Оооу! Сосали мне грудь. Как телята. И еще терли там, где ты тоже любишь тереть... — Они что, трахнули тебя?! — Нууууу... Честно говоря, я оставила эту почетную обязанность тебе. — Мне? Я должен трахнуть вот это? — рычал Муньос, стягивая с Леа трусы. — Вот эту рыжую-бесстыжую?... В какой-то краске, в какой-то слюне каких-то похотливых животных... Нееет, сначала я смою с тебя их слюни, — Рикко подхватил Леа на руки и впился в ее сосок. — Ооооуууууу... Ну не мучь, не мучь меня уже... — Не мучить? А ты заслужила? — Рикко толкнул ее в постель и прыгнул сверху. — Вот тебе, вот, — урчал он, с силой вылизывая ей грудь. — Вот тебе! — ревел он, ввинчиваясь языком в горящие комочки. — Тише, дочку разбудишь... Она ведь спит? Ааааа... Ну скорей уже, садист проклятый... Аааааааоооууу!!! Ну сколько можно уже?..Но Рикко не выдержал сам — и уже вплывал в Леа, и скакал на ней, сразу провалившись до упора: — Вот тебе! Вот тебе!... — Ооооууууйй! Как хорошо... Еще!... Еще сильней! — стонала и улыбалась Леа, двигаясь в такт ему. — Рыжая-бесстыжая... Как тебе идет рыжая краска! Она смоется? — Оооуу! Хочешь — покрашусь стойкой... — Никаких стойких! Твои волосы — твой бренд. И вообще — до конца съемок... — Не болтай! Ааааа! Давай еще, еще, ещееееееееее... ну ты же можешь, можешь... Вот! ВООООООТ!!!... — Леа орала в долгожданной сладкой истерике, выгнувшись дугой на кровати, и вместе с ней орал Рикко. — Воооот! Вооо! Ооо! Оооооооо... ну наконец-то! Бооооже, как хорошо. Кааак хорошооооо... Куда? — ухватила она Рикко за ягодицы. — Думаешь, одного раза мне хватит?Леа жадно обтягивала его член, мяла его в себе, сжимала и выкручивала, как тряпку, и Муньос выл в этих сладких тисках: — Ты что?
