властно, как и полагается отцу, к тому же — содержащему не последний в Сибири бизнес...
Блин.
Если бы воспитывать ее долго, год за годом — я бы привык; но вот так, сразу, в лоб...
— ... Щас я тебе покажу его. Он такой солидный — просто уписяешься, — донеслось из-за двери.
Не успел я опомниться, как дверь распахнулась, и в кабинет вошли двое.
Если бы я был фантазером-мальчишкой — я бы испугался, потому что они были окутаны шлейфом дыма, как призраки. Одна из них была Алька, а другая... я даже не поверил своим глазам. Какая-то грязная, испитая цыганка...
— Приветище, папуленций! Ну как, ты уже закончил править миром? Покажешь нам свою элитную нору?
Секунду я молча моргал, глядя на них. Потом взял себя в руки:
— Алька! Что это? Кого ты привела сюда? Убери сигарету немедленно! Тут офис! Тут нельзя курить! Как вас вообще пропустили?! Тебе еще рано курить!..
— Опааа... Не, ну он обычно так не кричит, — объясняла Алька цыганке, повернувшись ко мне боком, а та ухмылялась, сволочь, своей цыганской ухмылкой. — А чë тут такого? Меня где хошь пропустят, особенно если знают, чья я доця. А это Эльвира, моя подруга. Ты вообще в курсе, что у дочерей бывают подруги?
— Салют, мой хороший, — оскалилась мне Эльвира, блеснув золотым зубом.
— Салют-салют, — выдохнул я. — И давно вы, эээ... дружите?
— Не менее трех часов, а то и...
— Нууу. Для современной дружбы не так уж и мало. А теперь — обе на выход, и ждать меня у дверей, пока я не сдал Эльвиру охране. Бегом! Ясно? ЯСНО?! — гаркнул я уже всерьез.
«Подруги» без лишних слов выметнулись прочь.
Когда я вышел, Эльвиры уже не было.
Открыв рот, я хотел начать Воспитательный Разговор, который продумывал, пока спускался вниз, — но не успел:
— Папань, ну ты и зануда! Ты тут ваще в своем бизнесе закис, да? Курить нельзя, с Эльвирой нельзя... Может, мне еще и трахаться нельзя, а? И все за сегодня. Где ты вообще раньше был, воспитатель?
— Вообще-то да. Нельзя, — ответил я.
Она была права, и мне было стыдно, но надо было держать марку. — Курить так точно нельзя, а трахаться... Скажем так, нежелательно. Максимум — петтинг и оральные ласки. Тебе сколько уже?
— Девяносто два с половиной! — скорчила рожу Алька и тут же добавила — Забирай меня скорей, увози за сто морей... ну и так далее. Конфетки курьер высылал, да? Я так и думала.
(И так оно и было, блин. Сто лет назад я составил расписание дней рождения, к-рым занимались мои курьеры...)
— ... Ты за кого меня вообще принимаешь, а? Ты видел, какие у меня сиськи?
— Ну что за лексика, Аль? Не сиськи, а грудь. Видел. Не поверил своим глазам, честно говоря. Какой размер?
— Четвертый, — гордо сказала моя дочь. — Уже целых два месяца.
— Круто. Очень красиво и соблазнительно. Но трахаться все равно еще рано. Погоди еще годик, ладно?
— Ну почему, блиииин?
— Потому. Ты хочешь, чтобы я откровенно с тобой поговорил?
— Ну... вообще-то я не против.
— Ладно. Полезай сюда. Пристегнись только, — я впустил ее на переднее сиденье, сел за руль, и мы поехали. — Понимаешь, Алька... короче говоря, в твоем возрасте я спал со всеми подряд. Вот и с твоей мамой... А теперь мне противно. Противно вспомнить, понимаешь?
— Понимаю. Мне самой противно про маму вспомнить, она такая зануда...
— Да все ты понимаешь, не выпендривайся! Лучше не транжирить это. Понимаешь? Приберечь для того, кого потом будешь вспоминать с радостью, а не с... Секс — он ведь как деньги: обесценивается только так. Хоп — и инфляция. А потом и дефолт. Вот лучше без этого. И курево... Женщине вообще нельзя курить. Ну честно скажу тебе, как мужик: противно, когда у женщин воняет табаком изо рта...
— А у мужиков не противно воняет, да?
— Противно, но...
Мы приехали, и продолжать воспитательный разговор пришлось в лифте.
— ... И Эльвира эта... Она же цыганка! Ну где ты ее откопала?
— Ты ксенофоб, па? Или нацик? Она такая классная! Она как увидела меня — ваще офигела! Какие у
