бутончик истекал соками, и они смешивались с кремом под моими пальцами, но я делал вид, что ничего не замечаю.
— Ну вот, — подытожил я. — Совсем другое дело. Смотри, какая красота, — не удержался и шлепнул ладонью по розочке, чавкнувшей липкими лепестками. Алька дернулась, и я отскочил от нее, как от псих.
— Ага, — глухо сказала она.
— Ты... это... сними халат, — сказал я, — пойдем, в зеркало посмотришь.
Она встала, послушно сняла халат, двигаясь, как во сне, и мы подошли к зеркалу.
— Ой, — криво улыбнулась она. — Неожиданно так... Будто я... как в журналах...
Я молчал. Я не мог ничего говорить, потому что рядом со мной было самое потрясающее тело, которое я видел в своей жизни. Дьявольски хотелось схватить его и сожрать, как лакомство, заглотить его, упиться им в усмерть, — но я обнял Альку за плечо, чмокнул в другое — и молча убежал в туалет.
Два движения — и сперма выметнулась с такой силой, что не попала в унитаз и ударилась со звоном о бачок — дзаннь! — а мне показалось, что из меня выпустили Ниагарский водопад.
— Уээээ... — выл я про себя, изо всех сил стараясь, чтобы она не услышала; затем рухнул на унитаз, выдохнул и обмяк, как медуза.
— Иииииыыы!... — слышалось из комнаты. — Иииыы! Ы! Ы! Ыыы...
«Ого», думал я. «Ай да Алька. Вернее, ай да папашка...»
... Среди ночи я вдруг проснулся, затем встал и на цыпочках прокрался к комнате, где спала она.
Зачем я туда шел — я не знал или не хотел знать; но мне смертельно нужно было посмотреть на нее, как она лежит и спит — так я говорил себе, входя к ней и всматриваясь в темное пятно постели.
Тишина звенела в ушах, и в этом звоне я старался расслышать Алькино дыхание, напрягая слух до нервного тика.
Вдруг меня как ударило.
Я кинулся к постели и стал шарить там руками. Потом включил свет.
Постель была аккуратно застелена, как в гостинице.
Нету.
Нету Альки.
«В туалете она, в туалете», успокаивал я себя, зная, что ее нет и там.
Конечно, ее там не было. Я бегал по квартире, как псих, везде включая свет, и кричал — «Алька! Ты где? Алька!...»
Ее не было. Ушла.
На мгновение я застыл, думая — «а была ли она?» Бред какой. Вот пижама, которую я дал ей на ночь — аккуратно сложена на спинке стула (блин, а в детстве-то была неряхой); вот зубная щетка, к-рую я ей выделил... Все. Одежды ее, развешенной на вешалке, не было. И рюкзачка-мишки не было. Дверь захлопнута на защелку-"собачку», остальные замки отперты.
Три часа ночи.
Минуту или больше я стоял в ступоре, потом схватил мобилку.
Я не звонил ей, наверно, уже лет пять, и телефон у меня тогда был другой, и контакт, наверно, не сохранился... нет, есть. Есть! Alka.
Наверняка у нее сто раз менялся номер, думал я, слушая длинные гудки. Четыре... восемь, девять, десять... Стоп!
— Алë? — спросил заспанный голос. Он звучал как-то странно.
— Алька? — заорал я. — Ты?
— Да, — удивился голос. — Кто это?
— Ты где? Ты где шляешься? А?
— Пааап?..
— Нет, Путин! А ну марш домой быстро! Офонарела, да?..
— Пап... так я это... я ведь... — бормотал голос.
— Быстро!... — орал я — и осекся: из трубки гудели короткие гудки.
«Сбрасываем, да?», думал я, перенабирая ее. Ну погоди у меня...
«Абонент временно недоступен...»
Блядь.
Отключилась, твою мать...
Пока я матерился, мобилка вдруг зазвонила. Незнакомый номер.
— Алë?
— Пап, это я. У меня тот телефон потух, так я с другого... Слушай, ты чë так орешь, а? Ну здесь я, возле дома, вышла воздухом подышать, чего психовать так, а?
— Быстро домой! — орал я по инерции, чувствуя себя так, будто мне отменили смертный приговор.
— Ну ладно, ладно, иду уже. Не психуй только, хорошо?
— «Не психуй!... « Ты знаешь, какой у нас город? Каково тут ночью бродить? Это тебе не Москва!..
— А ты думаешь, в Москве безопасно ночью бродить, да? Ладно-ладно, щас буду...
Через десять минут, которые показались мне сутками, раздался звонок в дверь.
— Ну ты и псих, папаня, — сообщило мне
