пальцами, а головку в рот отправила. Как почувствовал ее шершавый язык на своем конце — так чуть сразу не кончил, но она хитра была, видать знала как с мужиками обращаться, сжала мой хер у основания, так что кончать расхотелось и стала меня дальше пытать. Рукой по стволу водит, головку посасывает, на животе горячее ее дыхание чувствую. А у меня все тело судорогой сводит, руками в стул вцепился, коленями ее голову сжал, вот-вот взорвусь. А она, гадина, только сильнее сжимать начинает, видать хочет меня до смерти замучить. Тут я как последняя поблядушка стонать начал, да что стонать — выть как волчара на луну. Соображалка вся в хер переместилась, чуть стул не сломал — он уже скрипеть подо мной начала, да тут меня и накрыло. Он бессилия на пол съехал, не знаю, сколько валялся там не в себе, но как глаза открыл — так сразу над собой ее лицо увидел, все в белых каплях. Смотрю на нее и думаю: «Что ж теперь делать-то? Это ж я мамину подругу в рот выебал. Надо хоть сказать что-то" — но она все за меня сказала.
— Хорошо я тебе сделала? А теперь твоя очередь, — и с таким слова она, значит, юбку свою задирает и вижу я, что трусов-то на ней и нету. И тут она совсем неожиданное вытворяет — садится своей пилоткой мне на лицо, так что волоса ее мне в нос попадают и в носу от этого щекотно становится.
Вспоминаю, что друган мой, Жека, мне про такое рассказывал. Что девчонки от этого тащатся. Выходит, что не только девчонки — вот Фаине Георгиевне уже не терпится, елозит по моей бороде туда-сюда. Достаю язык, как Жека учил, и куда-то его вглубь направляю. На вкус — волосато и солено, но жить можно. Начинаю языком шевелить — как будто из блюдца лакаю. Фаина Георгиевна сама под мой язык подстраивается, то подымется чуть-чуть, то, наоборот, сильнее прижмется. А рукой себе под платье залезла и давай титьки мять. Язык мой уже онемел, а вот я вроде и во вкус вошел. Решил полапать ее как следует — раз уж такое перепало. Стал руками по бедрам водить, жопу ее помял, а потом и за титьки принялся, только успел подумать, какие у нее соски здоровенные и ухватить за них как следует, так она как запрыгает на мне, как заохает и сморкнется мне на лицо чем-то мокрым оттуда. У меня от такого стояк снова — а она и рада. Ложиться прям тут же на полу и меня на себя взваливает. Не дурак, понимаю, что она хочет, пытаюсь на ощупь ей вставить, да никак в дырку не попаду. Тут она все в свои руки берет — и в прямом и в переносном смысле. Заходит елдак мой еле-еле, будто тетя Фаина до встречи со мной целкой была, а на выходе так вообще сжимает его крепенько. Вот значит, какая она, пизда женская. «Хорошо у вас в пизде, Фаина Георгиевна, и не скажешь, что вам 50 уже" — комплимент ей делаю. А она смотри на меня и улыбается так хитренько. «Ох, Лешенька, учиться тебе еще и учиться, пизда у меня на два пальце выше». Посмотрел я вниз и чуть меня не вывернуло — оказалось хер мой в ее сральной дырке наяривает. Как дошло до него, куда он попал, так он и сдулся разом и еще меньше размером стал, чем когда впервые на кухне Фаины Георгиевны оказался. Побежал домой, сразу в ванную, тер его так усердно, как портянки в армии, а перед глазами все стоит и стоит тетьфаинова мезжопная расщелина. Только на следующий день меня отпустило...
... Зоя Петровна из 64-й в гости меня никогда не звала и на молодость мою покушаться не планировала, однако и ее мне пришлось попехорить. А все потому, что муж ее, Анастас Петрович, редкостным козлом был. Пили мы как-то с Жекой пиво у нас в подъезде и смотрим — идет петух этот, важный такой, с кожаным чемоданом. Ну мы поздоровались вежливо, все дела. А он, говнюк, участкового вызвал, сказал, что в подъезде у него два алкаша-наркомана каждый вечер притон устраивают. Так и замели нас. Отпустили, конечно, почти сражу же, как мамаша моя прибежала, но зло на Анастаса Петровича я с тех пор затаил. Был бы я помясистей — набил бы ему морду, но коли не дал бог мускулов, зато дал
