некоторое время молчит, а потом отвечает:
— И это то же. Но, главное, ты умеешь утешать, сразу располагая к себе. Говоришь банальные вещи, но так, что тебе невозможно не поверить... Ну а твоя прекрасная физическая форма... С тобой легко идут на контакт, а дальше... Слезть уже трудно... Она нагнулась и поцеловала мою головку и тут же пустила в дело язычок.
2. Пока все в море...
Я шёл по коридору института и увидел приоткрытую дверь аудитории. Это была «обитель» моей тёмной страсти: Екатерины или Кати. По идее она не должна была здесь находиться. Насколько я знаю, сейчас по всем кафедрам накрывали столы и поздравляли женщин. Седьмое марта, предпраздничный день... Заинтересовавшись, я подошёл и осторожно заглянул в аудиторию. Она была пуста. Но там была ещё каморка, используемая как склад и место отдыха. Я бывал там пару раз. Шкафы с пособиями, старый диван, стол и даже окно... Дверь в каморку была прикрыта, и оттуда доносились сдерживаемые рыдания.
Я подошёл к самой двери и прислушался. Звуки явно издавал один человек. Похоже, женщина и я точно знал кто она. Тихо отворив дверь, я вошел. На диване сидела «моя» Катя. Она тихонько плакала, с трудом сдерживая рыдания. Её помятый пиджачок валялся рядом. Вся в себе и своих переживаниях Катерина не услышала меня. Постояв с минуту, я шагнул вперед и присев рядом на диван спросил:
— Что случилось Екатерина Петровна? Кто вас обидел.
Она вздрогнула, поворачиваясь ко мне заплаканным лицом, и тут же отвернулась.
— Уйди, — с трудом сказала она, — уйди, пожалуйста, Сережа, — я сейчас, я в порядке, — и начала вытирать слезы, хлынувшие с новой силой, рукой.
Я достал платок и протянул ей:
— Возьмите. Он чистый...
Она машинально взяла платок и приложила к глазам. Потом резко встала и подошла к окну встав ко мне спиной. Яркое весеннее солнце обливало её светом, играло в чуть рыжеватых волосах.
— Я могу помочь?
— Нет. Просто уйди. Мне никто не поможет... — с какой-то безысходностью произнесла она.
Плечи её поникли, и она опять разрыдалась. Я встал, подошёл и обнял её за плечи. Она вздрогнула, попыталась отстраниться, но замерла. Моё сердце забухало молотом. Я понял это мой шанс! Наверное не последний, но первый из представившихся.
Вспомнив слова сестры, я заговорил, прижимая её к себе. Она замерла, слушая иногда всхлипывая. По мере разговора я стал гладить её плечи, шею и, наконец, мои руки прошлись по грудям. Я почувствовал такое возбуждение, что готов был прямо сейчас разложить её на диване и целовать, ласкать, а может сделать ей больно, если она будет сопротивляться. Эти прелести, казалось, обжигающие даже сквозь блузку, не помещались у меня в руках. Я пригнулся, вдыхая запах ее волос и медленно поцеловал в шейку.
В этот момент она словно очнулась, вырвалась из моих объятий и повернулась лицом. Оно стало пунцовым от прилива крови и Катя, почему-то, шепотом заикаясь, произнесла:
— Ты что! Что ты делаешь... Зачем?
— Ты мне нравишься Катя... — я впервые в глаза назвал её по имени, — и я хочу тебя так сильно... — я притянул податливое тело к себе, целуя её.
— Нет... Не надо... — слабо и не убедительно стала вырываться она, произнося эти слова между моими поцелуями. Но потом словно что-то сломалось в ней, и она ответила мне...
Я прижал её к себе ещё крепче, понимая, что теперь она моя! Ну, вот и всё! Она попалась... Опять долгий поцелуй пока мои руки исследуют её спину и попку. Дрожь ожидания и вот моя рука с трудом задирает юбку, поглаживая её ягодицы, талию, опоясанную поясом, бёдра обтянутые чулками. А губы продолжают целовать лицо, спускаясь по шейке в разрез блузки.
— Нет... Нельзя... — последняя попытка сопротивления. Противоборство между желанием прижаться ко мне и утонуть в страсти, или выгнать!
Хотя и ежу ясно я пришёл надолго и не уйду по доброй воле.
— Ну что же ты со мной делаешь... Серёженька... — тихий всхлип, и она уже сама обнимает меня,
