самочки под явно перспективным самцом. Результат Марину поразил ... — оказывается, не так страшен черт, как показалось с первого взгляда.
Мальчик — не то по неопытности, не то по какому-то странному причуду физиологии, кармы и гегелевской диалектики — перепутал момент «пора вытаскивать» с моментом «бесславное падение самурая в самый разгар битвы в глубине, у хрустальных ручьев».
Уязвленная неудачей мужская гордость, плюс врожденная порядочность, помноженные на словесные излияния Марины, окончательно добили в хорошем мальчике те крохи морального духа, с которыми он дотянул до этого мига в отношениях.
С тех пор, Марина старалась больше не спать с этим парнем, сводя все совместное времяпрепровождение к известному драматургическому клише под названием «блин, я же утюг дома выключить забыла!» или, с поправкой на географию, «слушай, мне завтра так рано вставать — а тебя будить неохота... «.
Лишь единожды она, с демонстративной неохотой, сделала ему минет — причем, настолько вялый, что пенис дорос из положения «сплю, не беспокоить» только до позиции «технически не засчитанный полуприсед». Порядочный парень был очень удивлен той прохладцей и спешностью, с которой Марина перебирала его головку у себя во рту — и прежде взрывоподобная реакция в тот раз была беспощадно скована почти отстраненной холодностью.
Излишне говорить, что это, от силы, минутное удовольствие даже и предполагало вовсе закономерного окончания. Тем более — в ротик.
Прошла неделя — и на горизонте вновь замаячила фигура «экс-», уже, как ни странно, не вызывающая прежней ярости. Напротив, Марина все чаще видела во сне позабытый, казалось, член — и боль, и удовольствие, и мужское семя, которое наполняло ее до краев.
Излишне было говорить, что по размерами порядочный уступал оперативно вернувшему ее бывшему... Да и чертей в ее экс-мальчике было куда как поболее...»
Двери лифта распахнулись — и Марина шагнула в подъезд. Она осмотрелась и тут.
«Ничего не изменилось... Ничего вообще не меняется. « — после секундного размышления, заключила она. И пошла, цокая каблучками, по направлению к двери своего бывшего.
Происходящее окончательно перестало терзать ее понуканиями за уступчивость. Просто потому, что никакой уступчивостью — и даже банальным снисхождением здесь не пахло. После того раза, Марина дала себе зарок, что больше никаких слабостей из-за дурацких «светлых и возвышенных» чувств в ее судьбе не будет.
Хватит, наигрались...
Все эти «светлые и возвышенные» всегда, всегда ведут к прозаичному и низменному кряхтению на койке, которое обыкновенно сменяется серым утром, не сулящим даже намека на романтическую сказку.
Как умная девочка, Марина, разумеется, понимала, что ей нужен мужчина — при всем горделивом отрицании этой, несовместимой с бурным эмансипе, необходимости. Ей хотелось семью, хотелось деток... но не ценой искренних чувств.
Простой расчет: если мир показывает тебе зубы, кусай в ответ. Если кусает — бей ножом. Если пробует тебя на нож — доставай пистолет и вали намертво. А потому...
Марина очень хорошо представляла, что сейчас будет.
Она подойдет к уже заранее приоткрытой двери — в стиле «забудь мигрени, всяк сюда входящая». Он будет стоять в коридоре, мило и чуть проказливо улыбаясь, стремясь всем своим видом продемонстрировать, как предсказуем для него ее вечерний визит.
Потом они легонько чмокнуться: он чуть дольше, чем нужно, задержится своим поцелуем на ее щеке, а она, соответственно, легонько оттолкнет его, показывая, что она сюда не с порога ему строчить, с проглотом, приехала.
Он примет условия игры — и позовет ее пить чай, предложив к нему чего-нибудь сладкое. Хоть она и терпеть не может сласти, он будет ненавязчиво, но целеустремленно предлагать ей «скушать хоть кусочек», прекрасно понимая, что любая сладость — ключик для ворот нашей мудреной
