дверь?
— Вы не спите? — раздался женский шепот.
Я с облегчением выдохнул и ответил:
— Нет.
— Я ваша сиделка, мне нужно сменить повязки.
— Входите, — позволил я.
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы впустить в комнату тонкую полоску света из коридора, и снова закрылась.
А потом прямо надо мной вспыхнула яркая лампа. Я невольно зажмурился.
— Извините, но в темноте я не смогу вас перевязать, — сказала сиделка и заботливо подоткнула уголок моего одеяла.
— Ничего, сейчас пройдет, — улыбнулся я, моргая.
И когда глаза привыкли к свету, я смог ее рассмотреть. Она стояла в дальнем углу комнаты рядом со стулом и переодевалась спиной ко мне. Темные вьющиеся волосы до плеч, фигурка гитарного типа, полные ножки, затянутые в плотные черные колготки. И лямки бежевого лифчика слишком сильно врезаются в кожу. Не мой тип, но сразу вспоминается молодость. Когда я еще встречался со своей бывшей, была у меня знакомая, дочка маминой соседки — рыжая, рыхлая, с большой грудью и толстой попой, покрытая веснушками, казалось, от макушки до самых пяток. У нее даже на половых губах были эти темные пятнышки. Но она же здоровенная была, как хорошая свиноматка. А эта такая маленькая, как обожравшаяся зерном дюймовочка.
Тем временем она надела белый халатик, собрала волосы под голубую нетканую шапочку и развернулась ко мне лицом. И тут же наткнулась на мой взгляд. И залилась краской.
Я усмехнулся и поднял глаза к потолку.
Она подошла к тумбочке слева от моей кровати, достала из нее бинты и какие-то баночки и тюбики, потом бережно сдвинула одеяло с моей груди и задрала рубаху.
— В твои обязанности входит только перевязывать меня?
— Нет, еще мыть, переодевать, кормить, помогать вставать и ходить, когда доктор разрешит, убирать в комнате и выполнять другие ваши мелкие поручения, — она не смотрела мне в лицо.
Симпатичная — личико круглое, щечки пухлые, губки мягкие и нежно-розовые, ресницы длинные, глаза светлые. И такая она вся родная и простая, прямо пахнет от нее влажной землей и весенним лугом, что я не сдержался и протянул руку к ее щеке.
— Ты очень хорошенькая...
Она бросила на меня смущенный взгляд, разрезая бинты.
— Вы тоже... ничего... — она снова залилась краской, когда моя рука спустилась к ее плечу и скользнула на грудь. — Извините, я должна... вас обмыть...
Я убрал руку и кивнул.
И пока она наливала воду в небольшой таз в умывальнике, который находился за полупрозрачной ширмой, я размышлял. В ее взгляде не было негодования, возмущения, злости. Она как будто и сама была не против того, чтобы я трогал ее грудь. Может, она готова и дальше пойти?
Сиделка вернулась к кровати, сдвинула в сторону одеяло и, обняв меня за шею, развязала завязки рубахи.
— У тебя очень нежные пальцы, — заметил я, когда она наклонилась к тазу.
— Работа такая, — улыбнулась она и стала бережно протирать мои плечи и грудь.
Я развел руки в стороны, якобы для того, чтобы она смогла помыть еще и мои подмышки, а на самом деле для того, чтобы проверить. Когда мои пальцы сжали ее попку, она чуть вздрогнула, залилась румянцем, но не отстранилась, не закричала, не стала брыкаться или иначе пытаться остановить меня.
Я потянул ее юбку вверх. Она судорожно вздохнула, но продолжила свое занятие.
— А ты всегда на работу без трусиков ходишь? — спросил я, поглаживая ее обнаженные прелести.
Она задышала чаще и не ответила.
Тогда я обнял ее под попой и попытался закинуть на себя. Резкая боль тут же пронзила мою грудь.
— Что вы делаете? У вас же швы разойдутся! — тихо воскликнула она. — Я... сама... Дайте только перевязку закончу...
Как любопытно, размышлял я, пока она бережно обвязывала меня бинтом, она сюда ради этого и пришла? Хм...
Закончив перевязку, вылив воду из таза и выключив свет, она залезла на меня верхом.
— Вообще-то, вам пока нельзя, — заметила она, наощупь пытаясь попасть моим
