силой сжала ноги под столом. Что с девочками начинает твориться что-то подобное, мне было видно уже давно. Никогда бы не подумала прежде, что подобное, а уж тем более воспоминания об этом, могут у меня вызвать такое сильное возбуждение.
— Не могла же я вас бросить, — ответила я и замолчала. Повисла тишина. Они смотрели на меня широко раскрытыми глазами. Их и так раскрасневшиеся после бани щёки, стали пунцовыми. Маша глубоко дышала. Ольга ёрзала на стуле.Первой нарушила молчание Маша:
— Я очень испугалась, когда увидела, что с Олей делают и сколько их. Меня за руки держали. Вырывалась, как могла. Грудь очень больно мяли. А когда на землю повалили, больше сделать было ничего нельзя. Первого я хорошо помню. У него оказался очень большой. У моего Лёшки намного меньше. Он не сразу. Наверное, хотел, чтобы я возбудилась. А я не могла. Страшно очень было и, вначале, больно. Когда страх и стыд, восприятие боли меняется. Она быстро прошла. Когда стало не больно, про себя решила, что больше сопротивляться не буду. Всё равно бесполезно. И вырываться перестала. Попробовала расслабиться. Даже возбуждаться начала. А он всё дальше и дальше. До матки доставать начал. Тут и не знаешь от чего закричишь. От страсти или от боли. Меня аж подбрасывать стало. А когда Танюшу увидела, уже совсем ничего не соображала. Об одном думала, только бы сердце из груди не выскочило. Всё-таки, девочки, это плохо, когда у мужчины большой член. Если не больно, то всё равно очень тяжело. А тут ещё один придурок в рот засунул. Да, сразу так глубоко, что подавилась. Чуть не задохнулась. Потом сама ртом всё делать стала. Так хоть дышать можно было. Всё время просила, хоть немного подождать. А они всё лезут и лезут. Каждый наваливается, словно раздавить хочет. Один только лёгенький был. Худенький такой. Совсем молоденький. Он ничего сделать не смог. Испугался. Только полежал на мне, животом в живот потолкал, за груди подержался, и его оттащили, чтобы других не задерживал. Я под ним даже отдохнуть немного смогла.— Когда это невинное дитя ко мне подвели, — перебила её Ольга:
— Он всё о попу мне тёрся. Так от страха у него ничего и не получилось. Насмешил только всех.
— Не переживайте. Он всё-таки смог лишиться девственности, — вспомнив, улыбнулась я.
— Ты, оказывается, у нас ещё и мать Тереза, — обозлилась Ольга:
— Так вот, этот сопляк, которому ты мужчиной помогла стать, после тебя так осмелел, что вернулся ко мне, когда все мужики от меня и Машки к тебе перебрались. Я уже одна стою. Шею вытягиваю, чтобы увидеть, как у тебя там. А он всё-таки попробовать сзади захотел. Я его так толкнула, что он кубарем полетел. Так он с каким-то верзилой вернулся. Тот меня тут же опять раком поставил и заставил сосать этому сопляку. А сам в это время снова за мою попу принялся. Да так, что я сознание потеряла. Очнулась вместе с вами, когда их никого уже не было.— Всем досталось, — остановила я Ольгу.
— Что дальше было? — кивнула Маше.
— Сначала я очень боялась, что больно будет, — продолжила Маша:
— Об этом только и думала. Но с каждым следующим становилось всё легче. Когда уже больше кончать не могла, почти совсем чувствовать что-либо перестала. Расслабилась полностью. Просто лежу и жду, когда это всё кончится. Только, когда ноги поднимали становилось трудно.
— Смазка обильная, — опять перебила её Ольга.
— Что? — повернулась к ней Маша.
— В тебя спускали много, а сперма — смазка хорошая. Вот ты и не чувствовала ничего, — пояснила Ольга.
— Да, — закивала Маша:Очень много было. Едва не захлебнулась. Я у своего Лёшки в рот не беру, хотя он всё время просит. А тут сразу столько спермы скушала, что на всю жизнь наглоталась. Домой вернусь, каждый день у него сосать буду. Жалко мне его.
— А я своего Витька брошу, — вдруг опять, разозлилась Ольга:
— Он со своим карандашом постоянно к моей попе пристает. А потом ещё и пошлит. Я слышала, как
