она наконец замолчала, и снова вошла в воду, он вскочил, готовый бежать, изнывая от ужаса и отвращения. Но тут она выскользнула из глубины и поднявшееся солнце осветило ее всю — прекрасное, юное тело, длинные волосы, струящиеся до колен, и знакомые уже зеленые глаза на нежном личике.
Радован смотрел на нее, не отрываясь. Она не была уродлива, как он в тайне надеялся. И она не боялась его, как следовало бы, спокойно глядя на него. Ее подбородок был решительно поднят, губы задрожали, словно зовя его. Тогда не в силах больше бороться с наваждением, он резко отвернулся и, мгновенно вскочив на терпеливо ожидавшего Черного Ветра, ускакал прочь.
Утренний воздух приятно холодил его разгоряченное лицо. Суеверный страх, впитанный с молоком матери, сковал все его мысли. Усилием воли он вспомнил строгое лицо отца и его наставления: «Не позволяй женщине завладеть тобой. Не позволяй своему желанию управлять собой!» Его отец никогда не позволял. Его кредом было — «возьми и забудь». Его мать была одной из многих, единственным ее преимуществом была голубая кровь и привилегия родить ему сына. После этого она была отвержена, как обычная рабыня, доживая свой век в богатстве и одиночестве.
Он — великий воин, он — сын своего отца, он не позволит глупому детскому суеверию в купе с красивым женским личиком сбить себя. Он хочет ее и она будет принадлежать ему. Пусть не сразу. Он сначала приручит ее, а потом добившись, она станет ему неинтересна. Она ничем не отличается от других. Пока же это будет прекрасный способ развеять скуку...
***
День уже клонился к закату, а Алессия все ждала своего лорда Радо. Радостное нетерпение и ожидание чего-то чудесного, что не оставляло ее после их утренней встречи, понемногу проходило, заменяясь сомнениями и тревогой. Она больше не скрывалась от людей, но от этого ее одиночество было еще более ощутимым — никто не подходил к ней, не заговаривал, не потешался. Работать ее тоже не гнали, и это тревожило ее. Лишь жеребенок благодарно гарцевал ножками, когда она кормила и ласкала его, поглаживая по нежной шерстке. Когда отчаяние уже почти совсем завладело ею, и все надежды показались выдуманными, к ней подошел человек и, сказав, что он по приказу лорда Радована, велел идти за ним.
Радован встретил ее возле загона с лошадьми. Сегодня на нем не было доспехов и он выглядел более простым, человечным. Он заговорил с ней, ласково похвалил за уход за жеребенком, расспрашивал о нем. Его тон был мягким, голос спокойным и ласкающим, но это только больше тревожило Алессию. Ее лорд Радо с жесткими глазами не был таким. Он говорил обрывистыми, быстрыми фразами, не терпящим возражений голосом. Сейчас же он вел себя так, словно между ними ничего не произошло, словно это утро ей только померещилось. Ей страшно стало от этой мысли. Может она на самом деле все придумала — от усталости и отчаяния?
— Как ты его назовешь? — внезапно спросил он.
— Я не знаю, мой лорд, — испуганно прошептала она. Он нахмурился — он был с ней терпелив, великодушен, как обычно вел с себя с женщинами, она же в ответ, только испугалась, опять превратившись в съежившуюся зверюшку.
— Но ты же, наверное, как-то его называешь в мыслях? — нетерпеливо, как ребенка, подбодрил он.
— Да... я зову его мой малыш, мой жеребенок... — невнятно пробормотала девушка.
— Ну ясно, — отмахнулся он, — ладно, пойдем, посмотрим на кобылу. Сэпп приманил ее поближе, в тот загон.
Она пошла за ним, чувствуя, что глаза наполнились слезами. Ей казалось, что она разозлила его, но не могла понять чем. В малом, отгороженном от других лошадей загоне, и правда находилась небольшая коренастая кобылка явно речных кровей. Рядом с ней весело резвился крупный, достающий ей уже до плеча жеребенок. Радован молча наблюдал за ними, Алессия стояла рядом. Потом он, как и Сэпп раньше, стал ей объяснять, как они планируют обхитрить кобылу, чтобы та приняла
