умиротворением, губы снова тронула легкая улыбка. Ему стало любопытно, что скрывается за слоем грязи, не привиделось ли ему вчера то чудесное создание, что она на миг приоткрыла его взгляду. Черты лица у нее были правильными, изящными — с тонким носиком, высокими скулами и еще по-детски пухлыми щечками, а вот подбородок был маленьким и крепким, выдававшим упрямство. Волосы, обычно прикрытые бесформенным капюшоном, сейчас выбились, спадая спутанными, золотистыми локонами на лицо и слегка приоткрытую длинную, белую шею.
Мужчина резко дернулся, поймав себя на мысли, что ему хотелось бы долго отмачивать ее в теплой воде, а потом так же неторопливо приучать к себе, как молодую, пугливую кобылку...
Нет, одернул он себя, его интерес к ней совсем другого рода!
— Разбуди ее и проверь, что с жеребенком все в порядке, — кратко кинув приказ конюху, он быстро развернулся и пошел в сторону палаток командования. В шатре его терпеливо дожидался верный слуга.
— Я хочу знать все об этой девушке, — потребовал он. Слуга не выказав и тени удивления этим поручением, лишь молча склонил голову. В его обязанности входило предвосхищать любые желания своего господина.
— Как скажет, мой повелитель. Я уже навел справки. Захватили ее пару месяцев назад, в одной деревушке в долине реки Виньетки. Если господин помнит, вы тогда еще были разочарованы слабым сопротивлением и приказали солдатам не щадить никого. Зовут ее Алессия, но все в лагере кличут Замарашкой. В начале она принадлежала лучнику Аскольту из подразделения полковника Дагомира. Тот известен своими не совсем обычными вкусами в отношении женщин. Потом он ее продал Толстому Гарту-Пехотинцу, а тот вскоре выгнал. С тех пор девушка и скитается за лагерем. Мне доложили, что первые недели ее часто видели возле повозок с пленными детьми, пока их не отправили на юг. Вот и все, что мне удалось узнать. Господин, возможно, прикажет допросить саму девушку?
— Нет! — встрепенулся Радован, — не лезь к ней, — уже мягче добавил он, — но приставь кого-нибудь незаметного для наблюдения...
— Как прикажете, — снова поклонился он и тихо вышел из шатра.
Радован, меряя шагами пространство богатой палатки, еще долго не мог успокоиться и обрести привычную холодную невозмутимость. У него внутри образовался неведомый доселе жесткий, колючий ком, не дававший рассуждать здраво. От мысли что девушка принадлежала другим мужчинам, в горле копился рык, а руки самопроизвольно сжимались в кулаки. Что за наваждение! Она околдовала его! Он даже толком не знает, как она выглядит, возможно она на самом деле также отвратительно уродлива, какой и представляется.
Его заинтересовал жеребенок, а не она! Сколько женщин было в его жизни — все как одна прекрасные, с податливыми нежными телами, готовыми услаждать его. Он мог иметь любую. Так зачем ему эта сломанная войной замарашка?..
***
Алессия, тихо, крадучись, пробиралась между палаток спящего лагеря. Небо еще даже не начинало светлеть, но чувствовалось, что утро уже не за горами. Ее жеребёнок проснулся снова ни свет не заря, требуя свою бутылку. Теперь когда он научился вставать, он то и дело вскакивал на ножки и учился не только стоять, но и скакать — с быстротой невероятной для существа, еще сутки назад находившегося на краю гибели. Алессии даже пришлось привязать его на ночь. В сумках, оставленных ее лордом Радо оказался мед и яйца, чтобы добавлять в молоко для жеребенка, корм для коз, попона, одеяла, солома для постилки, а также кое-какая еда для нее.
Сэпп, разбудив девушку, долго рассказывал, как через пару дней, теперь когда жеребёнок стоит, они попробуют подпустить его к кобыле, для этого обмазав его пометом ее собственного жеребёнка. Если им повезет и та примет его, то у малыша есть все шансы вырасти в здорового коня, а то если придется и дальше выкармливать его, то станет слишком ручным, слишком зависимым от
