жизнь!
— Я верю, верю, — успокоила её принцесса, — Вы похожи на древнее племя женщин-наездниц. Были такие в древние времена. Они...
— Амелитки, — подхватила Тилла, — Но мы отличаемся от них только тем, что не отвергаем мужчин. Но мы дали клятву не вступать в отношения с мужчинами, пока наши степи топчет враг. И мы сдержим эту клятву, скрепленную кровью и памятью о тех, кто погиб в битвах!
Ильма даже отпрянула назад от того, с каким напором Тилла произнесла эти слова. Схватив девушку за руку, она притянула её к себе и обняла за плечи.
— Спасибо тебе, девочка моя! — на глаза Ильмы навернулись слезы, — Я верю в твою преданность. Успокойся.
— Я спокойна, — металлическим голосом сказала Тилла, мягко отстраняясь от принцессы, — Думаю, тебе надо отдохнуть. У твоего шатра теперь будут стоять мои девушки и оберегать твой покой.
Она коротко свистнула, и из темноты появились пять фигур. Тилла отдала короткий приказ. Охранницы безмолвно кивнули в ответ и направились к личным покоям принцессы.
— Не бойся их, — сказала Тилла, — Доверься им.
— Спасибо тебе, — Ильма откинула полог шатра и скрылась в его чреве.
***
После смерти Терри грабежи караванов прекратились. Милард ликовал! Но он, как всегда, поторопился. Через месяц большой караван, следовавший в город, исчез без следа. Посланные на его поиски ищейки, не смогли обнаружить даже обломков. Более полусотни повозок и четыре сотни людей и лошадей словно растаяли в воздухе.
Это был ощутимый удар не только по предстоящему походу, который Милард намечал на начало весны, но и по его самолюбию. Амбициозный и тщеславный юнец в бешенстве метался по коридорам и проходам замка, раздавая направо и налево тумаки и затрещины.
Но больше всех доставалось бедной Айе. Милард приказал соорудить в его спальне клетку размером со среднюю собачью конуру. Каждое утро он заталкивал туда бедную девушку и держал до вечера. Негритянка тщетно молила своего Хозяина о пощаде, но Господин не желал и слушать её. Когда терпение его иссякало, садист хватал заранее приготовленный хлыст и до полусмерти избивал рабыню.
Как-то, войдя вечером в спальню, глазам Миларда предстала ужасная картина: темнокожая рабыня лежала на полу своей клетки, а голова её была зажата прутьями. Из открытого рта капала бурая кровь, глаза были широко раскрыты.
— Стража! — в бешенстве заорал Хозяин.
На его истошные крики в комнату вбежали все охранники, которые находились поблизости.
— Кто это сделал? — проревел Милард.
Ответом ему была гробовая тишина. Стражники разводили руками и пожимали плечами. Наконец, тот, что стоял у самых дверей, хлопнув себя по плечу, сказал, что в комнату никто не входил, сам он слышал легкий скрип и протяжный стон.
— Девчонка покончила с собой, переломив себе хребет прутьями, — уверенно заключил стражник.
— Дьявол! — выругался Господин, — Что стоите? Немедленно убрать! Рабыню сжечь, а клетку распилить и выбросить! Выполнять, мерзавцы!
Последующие несколько дней Милард обдумывал своё положение. Не находя себе места, он слонялся из комнаты в комнату, выходил в парк, пропадал на верхних ярусах замка, ставшего его тюрьмой. Молодой человек понимал, что бездействие было для него равносильно смерти, но он никак не мог понять что же от него требуется, чтобы вырваться из ловушки, которую он построил собственными руками.
Несколько раз он призывал к себе верных ему людей, но никто из них не мог дать вразумительного совета. За многие годы служения своенравному и упрямому Господину они не могли или не хотели высказывать своё мнение, боясь вспышки ярости, которая могла окончиться их же смертью.
Каждый день ему докладывали о грабеже очередного каравана с оружием или провиантом. Каждый день он устраивал истерики, проклиная тот день и час, когда двинулся на эти земли. Но положение его ухудшалось, а завоеванная власть таяла, как
