позолоченные браслеты, соединенные между собой тонкими цепями. На изящных шеях невольниц блестели широкие ошейники, цепи от которых тянулись к большому кольцу, ввинченному в подлокотник кресла.
За владыкой, держа в руках огромные палаши, стояли янычары, зорко следя за произходящим и готовые в любую секунду броситься на защиту своего хозяина. С обеих сторон от трона на некотором расстоянии, согнувшись в почтенном поклоне, стояли министры-визири. Всё было готово к проведению казни. Не хватало только самой виновницы — прекрасной и непокоренной Арианы, дочери Великого Магистра Свободного Братства, казненного на этой же площади после захвата города.
Махмуд медленно, словно издеваясь над толпой, поднял вверх правую руку. Раздался грохот походных барабанов и блеяние труб. В темном проеме ворот появились солдаты эмира с копьями и ятаганами. Встав по обе стороны, они образовали широкий проход от подземелья к эшафоту.
Трубы смолкли. Под трескучую барабанную дробь четверо янычар вывели из каземата высокую обнаженную девушку, тело которой было сплошь покрыто кровавыми ранами. Белокурые волосы, достававшие до поясницы, были спутаны и висели, как вылезшая из щелей старая пакля. Но в огромных серых глазах её не было страха. Дочь Великого Магистра смотрела спокойно и гордо.
Руки Арианы были туго связаны за спиной крепким сыромятным ремнем, ноги закованы в тяжелые кандалы. Рот красавицы был заткнут кожаным кляпом в виде раздавленного помидора и закрепленным на затылке шнурками. Девушку вели на поводке, пристегнув его к широкому железному ошейнику. Янычары то и дело дергали этот поводок, принуждая пленницу резко подаваться вперед.
Подведя осужденную на казнь к эшафоту, они остановились и замерли, подобострастно взирая на балкон.
— Освободите ей рот, — приказал Махмуд, — Я желаю поговорить с ней.
Когда конвоиры выполнили приказ и силой принудили встать девушку на колени, Махмуд, криво улыбнувшись, сказал:
— В последний раз я спрашиваю тебя, ничтожная, согласна ли ты покориться мне и стать моей рабыней?
— Никогда! — Ариана гордо подняла голову, — Слышишь, тиран и убийца, никогда! Пусть я сегодня умру, но завтра и твоя власть кончится! И больше никто не будет свободных людей превращать в рабов! А ты сдохнешь, как собака! Я проклинаю тебя, шакал!
Девушка метнула злобный взгляд на Махмуда и вдруг плюнула в его сторону. Побагровев от хлости, он даже онемел на некоторое время.
— Заткните ей пасть! — заорал эмир, — И приведите звездочета!
Солдаты бросились исполнять приказ владыки, и очень скоро из подземелья вытащили худого старика в лохмотьях и бросили на каменную площадь. Махмуд, нагло улыбнулся и прогремел:
— Ну, что, старик? Ты предрекал мне смерть! Сейчас есть возможность проверить правдивость твоих слов!
На площади опять нависла зловещая тишина. Махмуд Встал со своего кресла и подошел к перилам балкона, на котором был установлен его трон.
— Перед тем, как ты сдохнешь, — он ткнул пальцем в сторону девушки, — Я желаю тебе сказать. Рабство — основа жизни. Только, если есть рабы, человек может считать себя властелином! Рабство было, оно есть, и оно будет. И будут рабыни так же, как и теперь, лизать своему господину ноги, так же будут с улыбкой сносить его побои. Красавица, закованная в цепи у ног своего повелителя — вот, что такое власть! Вот, что...
Внезапно по площади пронесся страшный гул, такой сильный, что задрожали стекла в окнах. Старик-звездочет, собрав последние силы, поднялся на колени и воздел руки к небу.
— О, Небо! — заголосил он тонким голосом, — Вразуми этого безумца! Молю тебя!
— Замолчи, глупец! — оборвал его Махмуд, — Кто может тягаться со мной?
— Я! — словно гром, раздался зычный голос, — Я! Фром! Сын Великого Магистра!
— Вытри молоко с губ! — расхохотался эмир, — Ты мне не интересен. Убирайся! Я с юнцами не во...
Длинная черная
