худенькие плечи тряслись, как наэлектризованные. Таня подхватила гостью под руки и усадила на диван, а сама села рядом. Гладя девушку по волосам, она незаметно спустилась к её тонкой шее, потом пальцы скользнули за узкий воротничок блузки, нащупали бретельки лифчика.
— Хочешь, я открою тебе одну тайну? — шепнула она.
— У тебя есть тайна? — Алина отпрянула назад.
— Мне тоже иногда хочется иметь хорошенькую рабыню, — улыбаясь, тихо сказала Татьяна, — Такую маленькую, в передничке. Чтобы она была ласковая и любила меня, как рабыня любит госпожу. Я бы её связывала, ставила бы на колени, как и положено рабыне, сажала бы на привязь. А она меня целовала бы и ласкала, когда мне захочется.
— Правда? — девушка от неожиданности чуть не лишилась разума.
— Ага, — Таня улыбнулась и вдруг провела рукой по блузке подруги как раз в том месте, где призывно обозначились плотненькие груди, — Пусть это будет нашей маленькой тайной.
Снова боль, снова унижения
Снова шаги. Теперь топали две пары ног. Тина это сразу поняла по цокоту женских каблуков и буханью мужских тяжелых ботинок. Снова завизжала дверь.
— Бери эту, — властным голосом сказала Эльвира, — И тащи в мою комнату.
— Ключ, — пробубнил низкий мужской голос.
Что-то звякнуло совсем близко, потом лязгнул замок. Сильные грубые руки подняли Тину с холодного каменного пола и взвалили на плечо. Девушка не издала ни одного звука, вспомнив присказку Остапа Бендера: «Когда будут бить, будете плакать».
Зажмурив и без того закрытые повязкой глаза, она приготовилась к самому худшему. Если эта стерва приказала отнести пленницу в её комнату, то надеяться на хорошее обращение не приходилось.
Несли девушку долго, несколько раз сворачивали и поднимались по скрипевшей на все лады лестнице. Но вот открылась дверь, и Тина с размаха полетела на что-то мягкое и широкое. И тут же раздался вопль госпожи Эльвиры:
— Кретин! Куда кладешь? Какая-то вшивая рабыня будет лежать на моей постели! На пол её!
— Как скажете, госпожа, — пробубнил мужской голос.
Руки опять подхватили девушку и аккуратно (!) положили на жесткий коврик лицом вниз.
— Пошел вон! — рявкнула Эльвира, — Дальше я сама.
— А с другой что делать? — осведомился помощник.
— Привяжи её к столбу во дворе, — как-то безразлично распорядилась госпожа, — Я потом ею займусь.
Мужчина ушел, громко грохая сапожищами. Тина осталась наедине с мучительницей. Но женщина пока ничего, вроде, делать не собиралась. Только ходила по комнате и гремела ящиками.
— Ну, — пропела она наконец, — Чем займемся, вонючка? Будешь госпожу любить?
В ответ — тишина.
— Будешь, — выждав пару секунд, прошипела Эльвира, — Еще как будешь. Куда ж ты денешься.
— М-м! — промычала невольница.
— Чего? — госпожа с силой пнула девушку в живот, — Я тебя до смерти забью, гнида!
Эльвира начала бить и топтать рабыню ногами, при этом громко сопя и матерясь почище портовых грузчиков. В какой-то момент Тина перестала чувствовать боль от ударов. Просто, всё тело, покрытое синяками и ссадинами, независимо от побоев, нестерпимо ныло само по себе.
И всё вдруг исчезло. Пропала боль, больше не было слышно криков разъяренной бабы, в бока не впивались игольчатые ворсинки ковра. Даже затекшие от долгого бездействия руки не ныли, а рот не распирал ставший каменным кляп.
Тина увидела себя, бегущей по лугу. За спиной слышится смех. Девушка оборачивается и видит догоняющую её Алину в черном коротком платьице и белом передничке. Она быстро беребирает ногами, скованными тонкой и легкой цепочкой, и машет руками, тоже скованными наручниками.
Алина догоняет её, валит на землю и начинает целовать в губы.
— Поймала! Поймала! — смеётся она, — Сейчас я свяжу тебя и отведу к нашей любимой госпоже!
Подруга достает из кармашка узкий ремень и связывает им руки Тины за спиной. Потом надевает легкие кандалы и кожаный
