самую настоящую рабыню. Почему превратится? Она уже рабыня, и её хозяева сделают с ней всё, что захотят. Девушка тихо заплакала, но никто её слез не видкл и не пожалел её.
Видимо, асфальт кончился, и машина катила теперь по ухабистой проселочной дороге, подпрыгивая на кочках и проваливаясь в выбоены.
— Хитрая, стерва, — подумала Алина, — Посты ДПС объезжает!
Внезапно тряска прекратилась. Машина остановилась. Снаружи послышались чьи-то незнакомые и плохо различимые голоса. С визжанием несмазанного железа крышка багажника открылась, и грубый женский голос что-то крикнул на непонятном языке, похожем на лай дворовой собаки.
Алина закрутила головой, но сразу же замерла, получив сильный удар в бок. Тот же женский голос спросил уже на понятном языке, но с сильным кавказским акцентом:
— Это та самая?
— Ага! Как и обещала, — ответил ей голос Татьяны, — Будешь смотреть?
— Нэт! — рявкнула её собеседница, — Сама разбэрус. Вот твой дэнги, и валы отсуда!
Наступила пауза. Скорее всего, Танька пересчитывала врученную ей сумму. Наконец, женщина что-то крикнула, и Алину, как овцу, вытащили из багажника и швырнули на землю. Теперь девушка боялась даже пикнуть.
Кто-то схватил её поперек туловища и куда-то понес, взвалив на плечо. Вскоре, даже сквозь плотную материю, из которой был сшит мешок, надетый на голову, девушка почувствовала сырость и холод. Вдобавок, шаги человека, несшего её, стали гулкими.
— Подвал, — догадалась рабыня, — Меня несут в подвал. Ну, да! Танька ведь говорила, что теперь у меня будут и цепи и клетки.
Заскрипела железная дверь, и сразу же послышался тихий гул и звон цепей. Человек грубо опустил Алину на каменный пол и зачем-то пнул ногой по ягодице. Девушка ... глухо вскрикнула.
— Тыхо! Назад, суки! — гаркнул мужчина, — Эй, ты, шлуха вонучая! Развазат! Раздэт!
— Слушаюсь, господин! — пискнул женский голос.
Опять завизжала дверь, и заскрежетал замок. С минуту было тихо. Потом чьи-то руки стянули с головы мешок. Девушка заморгала, привыкая к полумраку каземата. Вдруг она увидела несколько фигур, склонившихся над ней и с интересом разглядывавших новую постоялицу.
Все девушки были обнажены почти полностью. Почти, потому что у каждой на талии блестел стальной обруч, очень похожий на пояс верности, только более массивный и, скорее всего, тяжелый. На ногах позвякивали тяжелые кандалы, а руки были скованы за спиной широкой металлической полоской, Выше локтей крепились наручники с небольшим продольным стержнем вместо цепи, а на запястья были натянуты кожаные мешочки. Все пленницы были в широких железных наглухо заклепаных ошейниках, от которых к стене тянулись тяжелые цепи, позволявшие передвигатьсялишь до середины темницы.
Маленькая худая девушка с распущенными длинными русыми волосами села на корточки рядом с Алиной и начала медленно освобождать её от мешка и ремней. Развязав её полностью и освободив от кляпа рот, она приказала снять всю одежду. По камере пронесся глухой хохоток, когда девушка сняла платье. Веселье, скорее всего, вызвали её резиновые трусики, которые рабыня быстро стянула.
— Встань к двери, — приказала девушка, — Сейчас за тобой придут.
Когда Алина выполнила приказание, девушка собрала всю одежду и сложила в мешок, который был на голове, и сунула ей в руки. Через пару минут дверь снова заскрипела, и в камеру снова вошел тот человек, который принес Алину. Не произнеся ни слова, он накинул на девушку толстую веревочную петлю и потащил по коридору в дальнее помещение.
Там девушку поставили на колени около толстого столба и крепко привязали к нему и заткнули рот. В камеру вошел еще один человек европейского типа в белом халате, темных очках и с чемоданчиком в руке. Бросив беглый взгляд на пленницу, он достал из кейса длинную иглу и протер её спиртом.
Когда он подошел, девушка в ужасе отстранилась, но столб, к которому она
