Это ужасное слово беженцы. Когда я раньше читала или сама видела приехавшие в наш город семьи с Кавказа, то они вызывали чувство жалости, смешанное с брезгливостью: «Жалко их... Но чего они припёрлись? Им мест других мало? И так работы на всех не хватает!»
А теперь и я беженка! А с дочкой мы получается — беженцы.
Это маразм какой-то — на дворе XXI век, центр Европы, а мы несёмся сломя голову от войны. Я не понимаю, кто и за что воюет, да мне это и без разницы. Но жизнь уже никогда не будет прежней.
Собирались быстро, с собой брали только документы и немного денег про запас. Я даже не уволилась с работы, а у дочки кроме свидетельства о рождении и ученического вообще никаких документов. Муж ехать отказался, говорил про какие-то идеалы, свободу, право на выбор. Не помогли ни слёзы, ни безумный секс с упрашиваниями после, ни шантаж. Меня не отговаривал, сказал, что женщинам не место на войне, собрал денег на первое время, договорился о попутке и вот я уже в 300 километрах от дома. В чужом городе (даже не городе, а бывшей деревне с несколькими многоэтажками и десятком хрущёвок).
Спасибо, хоть сестра приютила. Я с ней со дня своей свадьбы не виделась — 17 лет! Думала, откажет. А она и комнату нам с дочкой выделила и с работой обещала помочь. Золотая у меня сестричка.
А мне пора обустраиваться. В 40 лет начинать жизнь на новом месте очень нелегко. В городке работы почти нет, иногда редкие подработки. Устроиться на госпредприятия не могу, хоть зарплата мизерная, но требуют документы об увольнении с прошлого места работы, а я даже не знаю, есть ли то место работы ещё.
Вот и вышло, что всё лето я прокуковала с дочкой в квартире сестры. Всё что смогла, так это малышку в местную школу пристроить (хотя какая она малышка — скоро 16 лет стукнет, хорошо, что хоть по мальчикам не бегает, а то натерпелась бы горя). Так что заниматься было просто нечем. Новости перестала смотреть через неделю, постоянные звонки со знакомыми, которые решили остаться, и с мужем, который с каждым разом был всё менее разговорчивым, сошли на нет через месяц. Все достопримечательности городка были изучены наизусть — парк, кинотеатр, исторический музей. А так как работу найти не смогла, то занималась всем по дому.
Сестра благодарила, от денег за квартиру и питание отказалась, всё шутила, что хоть какая-то отрада. После смерти мужа она осталась сыном одна. Подняла его, пристроила в местный техникум, сама продвинулась на работе. Но режим дом-работа-дом ей уже опостылел. А летом, когда сын на море с друзьями уезжает, то она просто на стену лезет от тоски, а тут мы. Так что в тесноте, да не в обиде. Правда не такая уж и теснота — три комнаты. Один зал и по одной для неё с сыном. Залом пользовались редко, поэтому его выделили нам с дочкой — так и живём.
Хоть лето тянулось долго, но оно закончилось, а с приездом племянника меня ждали несколько событий, о которых я ещё не догадывалась.
Племянника я видела ещё двухлетним малышом, который носился у нас на свадьбе под столами, а теперь это был худощавый юноша, который практически не вылазил из-за компа и которому было практически всё пофиг. Мама всё решала и за всё отвечала. Хочет комп — держи, хочет на учёбу в техникум — договорилась (как раз последний курс заканчивал), хочет вещи какие-то — подсуетилась, на отдых — денег дала. Короче вырос он натуральным нахлебником и лентяем с вечно скучающим выражением лица.
Так что последние недели августа мы с ним проводили дома практически всё время одни. Дочка раззнакомилась с соседскими девчонками и пропадала весь день в парке, сестра была на работе, я сидела перед телевизором, а племянник перед компом. В выходные все вместе выбирались в парк на пикничок, но племянник для проформы побыв с нами часок, шёл домой. А мы в девичьем коллективе ели бутерброды, кормили уток и слушали птиц. Идиллия! Мне бы ещё мужа рядом, вообще бы голову не сушила.
Всё было
