Время ещё есть, чтобы устроить тебя.И, очевидно, чтобы успокоить меня, опускает руку под стол и протягивает её к моему бедру. Но, начиная поглаживать его, неожиданно натыкается на расстёгнутую прореху с обнажённой плотью и, отпрянув, восклицает: — Бог ты мой!... Что такое?... Какая наглость? Да как тебе в голову такое могло прийти?Резко поднявшись, она выходит из-за стола и направляется к госпоже Ульман, склоняется к ней и чего-то говорит ей, укоризненно поглядывая в мою сторону и с удивлением покачивая головой.Свято место пусто не бывает: напряжённый петушок тут же накрывается ласковой ладонь госпожи Самариной. — Чем ты озаботил свою мамочку? — спрашивает она. — Месторасположением на ночь... Думаю, именно об этом она сейчас беседует с Марией Александровной. Но в любом случае, если я вас правильно понял, мне можно надеяться на то, что на какое-то время смогу воспользоваться вашим гостеприимством. Не так ли, Елизавета Львовна? — Ты правильно понял!... Умненький ты мой мальчик!... Как мне хочется тебя поцеловать!... И взглянуть на твою птичку!..Но, увидев возвращающуюся маман, прерывает своё столь приятное занятие. — Я договорилась с Марией Александровной, — сообщает между тем та, — что вам с Петей постелют в библиотеке... — А твои гости? — Им найдётся место...Тут ко мне подходит госпожа Ульман и просит поменяться с нею местами: — Мне надо переговорить с Елизаветой Львовной.Я спешно застёгиваюсь, встаю и иду к указанному мне стулу. Он оказывается рядом с тётей Таней. И тут всё вроде бы повторяется: моя рука, устремляется к её коленкам под столом, но наш разговор приобретает несколько иное направление. — Ты чего себе позволяешь? — возмущённо произносит она. — Я так долго был лишён возможности погладить ваши милые коленки. — Я не об этом. Что ты такого изволил сказать давеча Лиде? — Только то, что позволило мне в объявленной всеми вами войне сыграть свою партию. — Какую ещё партию? — Вы же все выступаете единым фронтом против меня, чтобы обезопасить своих дочек. Кое-кто даже согласен собой пожертвовать собой ради них. Так вот я проверил, готова ли моя дорогая маман на такой шаг. — А причём тут она? — Почему для вас все средства хороши, а для меня нет? К тому же мне удалось, к величайшему моему удовольствию, расстроить одно её свидание с новым гостем. Она тебе на это не жаловалась? — С Афанасием Павловичем? Неужто? И как же тебе это удалось? — Скажу при свидании. — О каком свидании может идти речь? — Разумеется, не на скамейке около клумбы. А лучше всего у вас в комнате. — Что ж, если речь идёт только о том, чтобы выслушать тебя, я готова пройтись туда с тобою. Разумеется только после того как все наши мужчины возобновят игру в карты на верхней террасе.Итак, заброшены аж три удочки. А что если рыбка клюнет не на одну, а на все? Вот было бы здорово! Да и о девочках не следует забывать. Вдруг подвернётся кто-нибудь под руку!30. 2 — ещё одна удочкаВечер начинается так, как я и предполагал. Мужчины на верхней террасе играют в карты. Их супруги судачат на нижней террасе или на лавочке около неё, благо дождь так и не пошёл. То и дело откуда-то, словно мотыльки на огонёк, ко ... мне слетаются Вера, Оля и Ксеня, весело и нарочито громко о чём-то нейтральном щебечут и вполголоса, с оглядкой интересуются моими планами на ночь и высказывают любопытные, но мало осуществимые варианты нашего соединения. Интересно, что чуть наше шушуканье затягивается, как к нам подходит кто-то из мамаш и спрашивает, о чём это мы так увлечённо беседуем.Не забываю и я краем глаза следить за своей маман. В какой-то момент подхожу к госпоже Жуковой и спрашиваю: — А где ваш муж? — Наверно наверху со всеми... А зачем он вам? Да вон он! Выходит... — И, кажется, кого-то ищет. Не так ли?... Извините, я бегу к
