взглядами — так же как и стоявшие у входа в хижины взрослые негры. Те совсем не выглядели слабыми или изможденными: сквозь дыры в ветхих рубашках проглядывали мускулистые руки и широкие грудные клетки, в темных глазах, провожавших Мари, читался мужской интерес, подтверждаемый ... заметной выпуклостью, выпиравшей из тесных штанов. В иных обстоятельствах негритянка может, и пожелала познакомиться с гаитянскими мужчинами поближе, но сейчас они ее не интересовали. Черная пантера вышла на охоту за белой добычей.
Ближе к центру город стал более благообразным: улицы стали шире и заметно чище, все чаще попадались благоустроенные административные здания. На некоторых кварталах даже горели фонари, под которыми стояли редкие парочки и просто зеваки.
Позади послышался топот и тяжело дыхание. Мари едва успела отскочить с пути выскочившей откуда-то сзади стройной девушки, почти подростка, с волосами завитыми в множество косичек. Мари случайно поймала ее взгляд и содрогнулась — в глазах молодой негритянки читался настоящий животный ужас. Избегая освещенных мест, она промчалась по улице и свернула в один из узких переулков.
Мари оглянулась — немногочисленные люди, остававшиеся на улице, спешили куда-то убраться. Закрывались окна и двери лавок, в окнах домов гас свет.
И в этот момент Мари услышала издалека звук работающего мотора.
— Эй, — послышался громкий шепот откуда-то позади, — эй, иди сюда!
Девушка обернулась — из хижины позади нее выглядывала полная негритянка средних лет и отчаянно махала ей рукой.
— Быстрее! — произнесла она, тревожно оглядываясь, — да иди же ты!
Поколебавшись Мари подошла к хижине и гаитянка, вцепившись ей в руку, втащила ее в заваленную всяким хламом комнатку, захлопывая дверь.
— Ты чего!? — вскрикнула девушка.
— Чего, — проворчала черная женщина, — жить надоело? Не видишь — они уже выехали?
— Кто?
— Ты что не местная? — гаитянка подозрительно посмотрела на Мари.
— Я с Доминиканы, — выдала Мари заранее приготовленную «легенду», — муж помер от лихорадки, а отец старый, почти не ходит. Подалась сюда, тут, говорят, работа есть.
— Есть, — проворчала женщина, — только с такой работы мало кто возвращается. Видно, что ты не местная — говор у тебя какой-то странный. Только зря так далеко шла — здесь не место для молоденьких девушек.
— Да почему!?
Негритянка молча поманила ее к себе и, когда девушка подошла ближе, осторожно приоткрыла занавеску.
— Только осторожно, — прошептала она, — если заметят тебя, обеим плохо будет.
Мари выглянула — по улице неспешно катился армейский «Фольксваген». За рулем сидел парень лет двадцати пяти в эсэсовской форме. На «истинного арийца» он походил мало — коренастый, черноволосый, с бегающими темными глазами на круглом лице.
— Каждую пятницу одно и то же, — прошептала у нее за ухом женщина, — высматривают! Если дело так пойдет и дальше у нас молодых девушек скоро совсем не останется.
— Почему?
— Да ты как с Луны свалилась! Неужели в Доминикане совсем не знают, что тут творится?
Мари помотала головой, подумав, что, возможно, оговорила Доминиканскую республику.
— Они забирают наших девчонок в свою проклятую крепость, — сказала черная женщина, — не всех конечно, только тех, что посимпатичнее.
— Зачем?
— Ну как зачем, — пожала плечами толстая гаитянка, — там же полно молодых белых солдат, как им без женщин. Ладно еще, если бы немцы к ним хоть немного нормально относились. Но мы для них грязь под ногами, хуже животных. Из крепости половина девок не возвращается, а те, кто приходят с синяками по всему телу, у кого нос сломан, у кого глаз подбит. И молчат, словно воды в рот набрали, ничего не рассказывают, что там было, только порой кричат во сне.
Она еще что-то бормотала про, однако Мари уже было это неинтересно: резко вывернувшись из рук гаитянки, она выскользнула на темную
