согласилась? Заклеймил меня, как какую-то лошадь... Ужас! Родной сын называется!
Но в её голосе не было ни капли недовольства или злости. Скорее даже наоборот... А я наслаждался зрелищем перед моими глазами. Да, для меня в этом всегда был некий сакральный смысл, какое-то особое необъяснимое внутренние наслаждение. Во всяком случае, до мамы никто из женщин не носил моего клейма. Я часто им любовался и раньше.
— Если ты её сведёшь, то клянусь, я поставлю на тебе настоящее клеймо горячим железом!, — прошептал я совсем не в шутку.
Мама снова издала короткий игривый смешок. Её плоский живот прямо перед моими глазами снова колыхнулся.
— Вот за что мне такое? И это мой родной сын! Батюшки родные, даже пожаловаться на такое никому и нельзя, со стыда ведь умереть можно..
Правее от её лона и ближе к бедру. Татуировка была почти с ладонь. Очень красивая татуировка. Впрочем, она мне и обошлась в соответствующую сумму. Но ради подобной красоты на теле моей матери я не пожалел бы и гораздо больших денег. Её делала девушка, настоящий мастер своего дела, долго и кропотливо. Множество цветов, самых разных, от голландской розы до японской лилии, переливаясь всеми цветами радуги, переплетались между собой в замысловатый сложный узор, но который, несомненно, буквально привораживал, притягивал к себе взор. Это была красивая татуировка. Настолько, что даже когда мать, с замиранием сердца, показала её бате, человеку далёкому от подобного искусства, а тем более на теле его жены, — то он и слова ей не сказал в укор.
Но истинное мастерство девушки-мастера, сотворившей этот шедевр, было даже не в этом. Чтобы оценить в полной мере всю силу и истинный смысл этого шедевра, нужно было поднести к бёдрам моей матери зеркало или саму её поставить возле зеркала... И переплетающиеся между собой цветы ясно и легко складывались в вензеле, которые теперь глаз уже без малейшего труда складывал в буквы и слова...
«Любимая Рабыня Сергея Владимировича Соколова»..
Ну, да... Как сразу, наверное, понятно, — Сергей Владимирович Соколов это я..
Татуировка появилась на бедре мамы на третий день нашего медового месяца в Анапе. Кстати, пирсинг я уломал маму сделать в предпоследний день, уже перед самым отъездом из Анапы.
Причём, как раз-таки против тату мама нисколечко и не возражала. Нет, понятное дело, это было уже утро, мы всю ночь напролёт тусили в ночном клубе и оба были крепко навеселе. В общем-то, мы уже ехали в номер, чтобы завалиться спать. Идея с татуировкой пришла в мою голову совершенно спонтанно. А мама без малейшего возражения, просто дала себя увлечь в тату-салон. И даже ни слова не сказала, когда я вместе с мастером выбирал рисунок татуировки и её смысл, а также место на мамином теле под татушку. Вообще, ни слова не сказала. Так, что получается, что никакого, ни малейшего своего участия в процессе появлении на её теле татуировки мама не принимала.
Хм... До сих пор, не понимаю, как это Бабушка не убила нас обоих на месте после нашего возвращения. Пипец... Уехала скромная красивая порядочная женщина. А приехала татуированная и с пирсингом в пупке. Бабушка потом со мной и мамой чуть ли не месяц не разговаривала.
Тем паче, что это именно она чуть ли не силком отправила нас с мамой туда отдыхать. И номер нам заказала в шикарном отеле и дала с собой пачку денег, на которые мы там так и шиковали. У Бати никак не получалось поехать. У него вообще напряжённый график. Но театр всегда был истинной и первой страстью в его жизни. Мы с мамой всегда это понимали и никогда не обижались.
И Бабушка тогда велела ехать нам с мамой вдвоём. Мишке год уже был. Мама категорически не хотела ехать. Но против танка, то есть против Бабушки, не попрёшь. Тем более, что всех без исключения своих дочерей, а потом и их внуков Бабушка ровно в год отучала от материнской груди, руководствуясь здесь, не взирая на какие-либо возражения, только
