собственными представлениями о воспитании детей. Так, что Бабушка и тут обрубила мамины возражения, — мол, мальчику, уже пора отвыкать от материнской груди и заодно попривыкнуть, не так уже держаться ... за мамину юбку. Кроме того, Бабушка и сама обожала нянчиться с Мишкой круглыми сутками напролёт.
Я, кстати, тоже ехать не хотел. Я как с армии вернулся... Хм... У нас с мамой отношения были хуже некуда. Не знаю от чего, но мама, словно, с цепи сорвалась и буквально меня ненавидела. Реагировала она на меня, как злющая собака на кошку. Мы даже разговаривать уже друг с другом не могли, так я её раздражал. Вот и мне Бабушка велела ехать, — мол, и за матерью приглядишь, да и отношения, мол, нам с матерью надо наладить.
Но как бы, мама ни ругалась на меня или на эту татушку, но на самом деле ей это нравилось. Я прекрасно помню, как она подолгу крутилась перед зеркалом, едва только сошёл отёк то, одним боком, то другим, разглядывая, как на ней смотрится татуировка. И ни разу при этом я не видел на её лице недовольного выражения. Обычно это была лёгкая улыбка. И неспроста на пляж она стала одевать только купальники с низкими трусиками, чтобы хотя бы краешек татуировки был виден. Словно, демонстрируя всем окружающим своё тайное клеймо. Не знаю, что её в этом так возбуждало... Не могу сказать, связано это или нет, но в постели после этого, она стала настолько раскованной и готовой на всё, вообще без тормозов, как настоящая шлюха, без лишнего намёка с готовностью удовлетворяя любую мою сексуальную прихоть или фантазию. Мы там, в номере, или ночью на пляже, доходили до таких откровенных извращений, что мне иной раз утром было стыдно в глаза ей смотреть.
Я ещё раз медленно провёл пальцами по татуировке. Ладошки мамы нежно оглаживали моё лицо.
— Вот ведь... Сказал бы кто, сегодня утром, что сегодня со мной будет. В жизни бы не поверила. Пересаживала себе розы в клумбе. Услышала сигнал на улице... Думаю, кто это там? Пойду, посмотрю... А теперь лежу на капоте и меня трахаешь ты... , — мама как-то странно улыбалась.
Я подхватил её под попку и подтянул к себе. И глядя в её глаза, мягко вошёл в неё. По её лицу вновь пробежала, хорошо знакомая мне, страстная томная тень. Мама мягко подавалась бёдрами мне навстречу. Потом обвила руками мою шею и изогнувшись с грацией кошки, скрестила свои длинные ноги у меня за спиной. Теперь наши лица были почти вплотную друг к другу.
— Серёжа... , — прошептала она, двигаясь на моём члене, — но ты должен мне пообещать, что будешь хотя бы раз в месяц приезжать...
— Буду, мама!, — выдохнул я, в очередной раз глубоко погружаюсь в неё, — я теперь, к тебе буду приезжать через день..
Она улыбнулась. Нежно чмокнула меня в щёку и снова приблизила свои глаза в вплотную к моим, так что наши губы касались друг друга. Было что-то в её глазах. Что-то очень важное. Но я не мог или не умел это прочесть.
— Да, не ко мне, дурашка... , — уже срывающимся от страсти голосом прошептала она, — моё-то дело бабское... Ждать... У нас год ничего не было, мы полгода не виделись. И всё равно вот... Ох... От судьбы не уйдёшь.
Мы медленно и нежно любили друг друга. Но постепенно, страсть охватывала нас обоих и наши движения навстречу друг другу становились всё более резкими и быстрыми.
— Ты должен хотя бы раз в месяц видеть своего братика, Серёжа... Это важно, Сережа!, — тихо стонала мама, — или хотя бы раз в месяц звонить. Мишка должен, хотя бы, слышать твой голос. Вы же братья. Ты обязан! Ты должен о нём заботиться! ТЫ не имеешь права об этом забывать..
— Обещаю, мама, обещаю! — стонал я ей в ответ. Правда, не мог взять толк, зачем она об этом говорит со мной именно сейчас.
— Сережа, только не в меня!, — чуть позже едва не выкрикнула мать, видимо, почувствовав, что я уже на грани, — сегодня опасный день!
Я едва не выругался от досады. Но сдержался. Резко вышел из неё, схватил маму за руку и почти, что грубо сдёрнул её с капота
