Ее звали Киссэ. Георгий встретил ее на одном из бесчисленных островков Эгейского моря, где отдыхал дикарем.Остров был маленьким, как наперсток, и весь состоял из меловых скал, слепяще-белых, как ледники. Они тонули в густо-синем море и таком же небе. Солнце прожигало синеву насквозь, и от белого огня, опрокинутого в море и в небо, кружилась голова.Каждый рассвет Георгий спрашивал себя, не сходит ли он с ума, и каждый закат смотрел на тонущее солнце, сидя на скалах, которые делались рыжими, как желчь. Три дня назад он толкался в метро, ел чебуреки, работал, бегал, ругался, но здесь все это было менее правдоподобно, чем Одиссей и сирены. Здесь был мир соли, плотной синевы и огня, голубого по утрам, белого в полдень и красного на закате.... Она объявилась на третий день. Георгий купался голышом, а она подглядывала за ним, думая, что ее не видно. Любопытные глаза буравили его так, что он вдруг застеснялся. Атлет, завсегдатай спортзалов, Георгий вдруг прочувствовал силу своего тела, и это было странное чувство, пьяное и зябкое, как море, если прыгнуть в него с жары. Минут пять он решался окликнуть хозяйку любопытных глаз — но вместо того вдруг бросился в волны и нырнул.Он плавал долго, с силой рассекая воду, а когда вернулся, глаз уже не было. Но назавтра они появились снова. Они настойчиво рассматривали голого Георгия, и он наконец решился: — Хэй! Иди сюда!«Ну и что, что я голый?», — убеждал он себя. «Интересно, она говорит по-английски? А если нет? Голый мужик зовет к себе... вот кошмар!» — думал пунцовый Георгий.Девушка оказалась черноволосой, черноглазой и красивой до неправдоподобия.Это была чистая античная красота, соразмерная и тонкая, как с древних амфор, но живая, теплая, и немножко еще незрелая. «Нимфа» — думал Георгий, — «или наяда. Черт подери — три тыщи лет прошло, а девушки здесь, как при Гомере с Эврипидом, или как их там...»На ней были не хитон и сандалии, как полагается нимфам, а белая футболка с Миком Джаггером и синие купальные трусики. На ступнях ее не было ничего, кроме корки подсохшей глины. — Чего ты там? Прячешься. Давай плавать, — сообщил ей Георгий, проклиная себя за деревянный голос, за жуткий инглиш и за все на свете. — Я не прячусь. Я сижу. Просто так, — ответила нимфа. Она здорово стеснялась, как и Георгий. — Чего сидишь? Жарко. Такая хорошая вода. — О да! Так жарко! — В Греции всегда жарко. В Греции очень-очень горячее солнце. — О да, очень горячее!Беседа потихоньку налаживалась. — ... Хочешь в воду? Со мной? — О! Хочу! Очень-очень хочу! Но... — Ты не умеешь плавать? — Умею. Но... — Что? — Но я не имею... как сказать это? Ну... Только футболка. — Ну и что? — Но...Вид ее, когда она снимала футболку, нельзя описать: такой сумасшедшинки Георгий не видел ни в одних глазах. У него тут же набухло внизу, и он присел на корточки. — И все? Раздевайся целиком, не бойся. Мы будем, как греческие боги, — говорил ей Георгий, пряча срамоту. — О! Ты похож на греческого бога. Я думала, ты грек.У нее были крепкие, выпуклые соски и маленькие детские груди, как у древних статуй. Замерев на секунду, она вопросительно глянула на Георгия и потянула с себя трусики.«Впервые», — думал Георгий, видя сладкую жуть в ее глазах, — «неужели у них тут все так патриархально?» — Как тебя зовут? — Ээээ... Киссэ. Древнее греческое имя. Вот, я голая, совсем голая, как ты. Нас увидят люди? — Увидят — ну и что? Киссэ. Чудесное имя. Как поцелуй. Я Джордж, Джо, — исковеркался он к чему-то на иностранный лад. — Привет, Киссэ!Он сидел перед ней на корточках, и оголившееся хозяйство Киссэ курчавилось прямо у его лица. — Привет, Джо! Я... я... — Что? — Я никогда не знакомилась голой. — Я тоже. Стесняешься? — Стесняешься?... Как это?... А! я понимаю... — Ты такая красивая. Ты похожа на
