этого.
Шурик чиркнул спичкой и поднес ее к фитилю свечи. Шнурок ... вспыхнул, недовольно потрещал и загорелся ровным высоким пламенем.
— У тебя красивое платье, — отвернувшись к электроплитке, заметил Шурик.
— Спасибо, — отозвалась я. — Я только сегодня его купила.
— Тебе очень идет... только цвет, по-моему, не твой... ты в нем кажешься бледной...
— Правда? — я невольно окинула себя взглядом. В свете свечи моя кожа казалась чуть красноватой, а платье скорее темно-зеленым, чем синим. — Может, все дело в освещении?
— Возможно, — он развернулся к столу и выставил большую миску с каким-то салатом, — только при другом освещении я тебя вряд ли увижу — утром я уйду еще до рассвета, а вечером... — он печально вздохнул и снова отвернулся к печке. — Ты, наверное, не захочешь меня дожидаться здесь...
Я отвернулась к окну. А и правда, если он завтра уйдет на работу, что делать мне? Я не смогу остаться здесь — что на это скажет его папа? И домой я пойти не могу — папочка наверняка с меня шкуру спустит.
Передо мной вновь мелькнуло видение моего тела с перерезанным горлом, но на этот раз оно не вызвало такого ужаса, как днем, или такого отвращения, как вечером. Может, именно это он имел в виду, говоря о шансе?
— А зачем ты вообще меня к себе привел? — спросила я.
— Я не знаю, — он вздохнул и уперся руками в стол, на котором стояла плитка. — Просто я увидел, как ты брела по парку, вспомнил, что у нас там уже несколько девушек избили и ограбили, и... в общем, ты права, это была плохая идея... по тебе ведь сразу видно, ты не в хрущовке живешь да не пустой картошкой питаешься. Я должен был сразу отвести тебя обратно в тот клуб и сдать его охране, но... не знаю... мне вдруг показалось, что если я сделаю это, ты окажешься в беде...
— Ты действительно... решил меня спасти? — я и не думала насмехаться над ним. Наоборот, этот огромный смущенный парень вызывал у меня самое искреннее... уважение?
Я уже давно ничего подобного не испытывала ни к кому. Даже к папе. Нет, я им гордилась, восхищалась, но уважала ли? Нет. Его мнение для меня никогда не играло большой роли. Об Олеге и говорить нечего. Егор? Нет, уважением там и не пахло. Мне было с ним легко, весело и свободно, но и он никогда не был для меня авторитетом.
Здесь же все было иначе. Вообще на этой кухне, в этой квартире царил какой-то совсем другой дух. Что-то такое родное и теплое, такое простое и чистое, пропитанное какими-то совсем другими запахами...
— Яра, — голос Саши прервал мои мысли, — давай сделаем вот как. Сейчас мы поужинаем, потом я дам тебе во что переодеться, ты примешь душ, а я поставлю себе раскладушку на кухне. Тебе постелю на своем диване. А утром, уж прости, разбужу тебя чуть свет. Мы позавтракаем вместе, и я провожу тебя домой. Согласна?
Я чуть склонила голову набок и улыбнулась:
— Хорошо. Только перед тем, как ты передашь меня папе лично в руки, телефончик свой запишешь, ок?
Он тоже улыбнулся и поставил передо мной тарелку с притрушенными сыром макаронами.
Мне стало смешно. Макароны. После итальянской пасты это было так... просто. Но при этом так мило.
Я взяла вилку, наколола пару рожек и отправила себе в рот, заранее готовясь к какому-то совершенно отвратительному вкусу. На самом деле мне хотелось, чтобы макароны оказались невкусными или недоваренными — просто для того, чтобы проснуться от этого волшебного сна, обернуться и увидеть, что я все еще в клубе, нервно дергаюсь в такт нелюбимой музыке и улыбаюсь фальшивой улыбкой людям, которые меня тихо ненавидят.
Но мои ожидания не оправдались — вкус был великолепным. Макароны были сварены именно так, как я люблю, а вкус сливочного масла и обычного, а не козьего или еще какого-нибудь, сыра навевал воспоминания о детстве, когда мы жили с бабушкой и она кормила меня макаронами с сыром и молочным супом.
Я прикрыла глаза от удовольствия.
— Вкусно? — спросил Шурик с тревогой
