шеф-повара.
— Божественно, — ответила я машинально, не успев проглотить свою еду.
— Тогда попробуй салат, — он улыбнулся и чуть придвинул ко мне миску.
Я ела и не могла остановиться. Я вдруг поняла, что за последний год ни разу нормально не ела. В смысле, досыта. Что эти крохотные порции в ресторанах, эти постные блюда дома и пустой кофе, были совсем не тем, что мне нужно.
Шурик смотрел на меня сквозь пламя свечи и почему-то улыбался.
— Что смешного? — спросила я, разделавшись с макаронами и с салатом.
— Ничего, — он передернул необъятными плечами, — просто я никогда не видел, чтобы девушки в присутствии парня ели с таким аппетитом.
Я тоже улыбнулась, хотя после такого замечания в другой ситуации и от другого человека, наверное, устроила бы истерику.
— Ты очень хорошо готовишь, — сказала я.
И зевнула.
Шурик понимающе кивнул, привычным движением сгрузил грязную посуду в мойку и вышел из кухни.
А я сидела и смотрела на чуть подрагивавшее от моего дыхания пламя свечи. Как все-таки хорошо...
Он растолкал меня, когда за окном было еще темно. Я резко вскочила на диване и чуть не вскрикнула, не узнав его со сна. Но он закрыл мне рот рукой:
— Доброе утро, Яра...
— Шурик... — выдохнула я, когда он убрал руку.
— Давай завтракать, и мне пора убегать. Я тебе такси вызвал...
— Саш, а... давай я все-таки у тебя... останусь... — робко попросила я, когда мы на цыпочках пробирались в кухню.
— Я бы рад, — он включил электрочайник и задумчиво почесал затылок, — а как же твои родители? Они наверняка места себе не находят...
— Я им не нужна... — я отвела глаза в сторону. — Им нужна только моя выгодная помолвка и свадьба. Если кто и заботится обо мне, так это братишка...
— Ну вот, — он провел пальцем по моей щеке, и у меня на душе тут же посветлело. — Хотя бы ради него ты должна вернуться домой...
— Я не хочу...
— Яра, не капризничай, — он посмотрел на меня строго, как на расшалившегося ребенка. — Давай завтракать и в путь...
Я надула губы и скрестила руки на груди:
— Но ты мне хотя бы свой номер телефона дашь?
Он тихо рассмеялся:
— Дам, не переживай...
Через полчаса он нежно прижался губами к моей щеке и усадил в такси. Я назвала адрес, провожая глазами его медведеподобную фигуру до перехода. Машина глухо заворчала и покатилась по дороге в сторону моего дома.
Я вошла в холл на цыпочках, предусмотрительно сняв туфли еще на крыльце, и попыталась тихонько прокрасться в свою комнату.
— И где тебя носило? — мама стояла в дверях столовой, сложив руки на груди. Она выглядела бледной и уставшей.
— Явилась? — раздался из глубины комнаты голос папы, от одного звука которого у меня внутри все сжалось.
— Пап, не надо, — попытался успокоить его Егор.
— Отвали! Я ей сейчас все патлы повыдергаю, дрянь такая! — фигура отца появилась в дверях.
Мама побледнела еще сильнее, чем раньше, развернулась к нему и попыталась остановить, но он просто снес ее с ног, как несущийся под горку груженый КАМАЗ.
И если в первые пару секунд меня просто сковал ужас, то, едва рассмотрев его искаженное яростью лицо, я сорвалась с места и пулей взлетела по ступенькам в свою комнату. Я успела провернуть замок как раз перед тем, как ручка нервно запрыгала под тяжелыми ударами папы. Я забежала в свою гардеробную, тоже заперла ее на ключ, забилась в уголок и прикрыла голову руками.
Двери долго не выдержат — уж я-то знаю. Папа бывший десантник — для него высадить такую дверь, это одним плечом повести. И в гневе он страшен — ему все равно, кто перед ним, любимая жена, единственный сын или дочь, ради которой он готов горы свернуть. Когда папа злится, разговор у него короткий — удар в живот, потом коленом по лицу и добивающий по шее, а дальше молотить, пока причина его негодования не начнет плеваться кровью.
Дверь комнаты уже с грохотом повалилась на ... пол. Папа метался по моей спальне и ревел,
