И я терпела.
Глубокий вдох заканчивается истерическим смешком.
— Это же все нормально? — почти сквозь рыданья.
Губы сжаты, утерла слезы рукой. Остановила меня жестом от попытки обнять. Опять лицо в потолок. Пару раз шумно выдыхает под нос и переводит взгляд на меня. Ладони стирают слезы, но замирают напротив рта. Вдох-выдох свозь пальцы. Руки вернулись на стол.
— Было уже после обеда. Суббота. Я вышла, тогда в магазин, да задержалась. Прихожу, они на кухне с Аленкой сидят. Он заставлял ее пить вместе с ним!
Слез больше нет. Челюсти яростно сжались. Сжала мне руку — думал, раздавит. Но терплю — слушаю, как завороженный.
— Аленка уже невменяема, вот-вот потеряет сознание. Я — орать на него...
Тут Аня обратила внимание на свои руки. Разжала пальцы. Лицо стало мягче.
— Прости! Прости! Прости! Прости! — после каждого «прости» она порывисто целовала мне пострадавшую руку.
— Ну, что ты? Не надо!
Снова слезы ручьем.
— Я тебя очень люблю — она улыбнулась — спасибо!
— Аня, не надо!
Внутри вновь заворочалась совесть. Накатило. Стало тошно и душно.
Утерла слезы, и уже гораздо спокойнее:
— Скорую я уже вызывала с трещиной в челюсти.
Дернулся, но она перехватила запястье.
— Не надо. В тот дом я больше уже не вернулась. Из больницы уехала к матери. Вещи он завез мне на работу. Официально развелись через год.
Она подняла голову. Мы встретились взглядом.
— В после развода мы долго не виделись, я встретила его случайно лет пять назад — клянчил мелочь у остановки на опохмел. Где и когда растранжирил все деньги — не знаю. И не интересно. Пожалела его тогда, дала денег и свой телефон. Обида перегорела, хотя думала — никогда не прощу.
По щекам опять хлынули слезы. Я встал и, не слушая протестов, начал вытирать платком дорожки на щеках Ани. Она улыбнулась, приникла ко мне и только тогда разревелась навзрыд.
Бедная рубашка. Второй раз за сутки.
Дебил! Рубашка?! Серьезно?! Тебе больше не о чем думать?!
Наконец, немного успокоившись, она оторвалась от меня. Я приобнял Аню за плечо. Ее ладонь скользнула по мокрому пятну у меня на груди.
— А я тебе рубашку испортила...
Я улыбнулся
— Не страшно. Все отстирается
Рубашка-то отстирается, а вот душу как отстирать?
Справа от меня тяжкий вздох.
— Он никогда не был у нас дома. И адреса не давала. Всегда встречались на нейтральной территории. Пару раз брала с собой Аленку. Один раз уговорами, второй раз обманом.
Она подалась вперед, нашла мой взгляд.
— Но это было еще до встречи с тобой. После — ни разу.
— Ань, мне это не важно! Мне главное, что ты моя. Я, понимаю, теперь почему ты так категорически отвергаешь алкоголь.
Я улыбнулся, ободряюще.
— Солнышко, пойми. Ты и он — это прошлое. Ты любила его, тебе больно все вспоминать...
— Стой! Ты не понял! Мне плевать на то, что было тогда! Я не знаю, как он нашел квартиру. Но ты понимаешь, как мог бы закончиться вечер? Аленку могли изнасиловать! Могли убить!
Аня потянулась вперед. Ее ладони легли мне на щеки. Влажные мягкие губы ткнулись в мои. Мир — ничтожен, пока длится этот момент.
— Спасибо, любимый! Если бы не ты, то все могло бы кончиться плохо.
Как же ты красиво улыбаешься, Любимая! Пусть и сквозь слезы. Я не могу тебе врать. Я не должен.
— Ань, прости меня! Но я поступил отвратительно...
Она замерла. Огромные зеленые глаза оторопело смотрели на меня. От этого взгляда было еще гадостней на душе.
— Ань, так получилось, что я остался, чтоб успокоить Лену. Ее просто колотило в истерике. Ну, и похоже что, переборщил. Переступил эту грань.
Она насторожилась. И после паузы:
— Ты воспользовался ее состоянием и соблазнил?
Не могу смотреть ей в глаза. Не могу и ответить. Киваю.
— И что теперь? Что от меня? — голос ровный, спокойный. Как затишье пред бурей.
Смотрю на носки, на травинку, прилипшую к ножке стола. Взгляд не поднять. На плечах — будто
