теперь уже ни за что не сможет остановиться, даже если она вдруг передумает.
— Уверена, что хочешь, чтобы я был нежным? — с издевкой спросил он тем тоном, который и не требовал ответа, поднял обе ее руки, держа их за запястья и по очереди поцеловал их в те места, где бился ее ускоренный пульс. Она ничего не ответила. Только пьянела от его близости, от его угрожающего взгляда, от этих его странных каких-то хищных поцелуев.
Лука огляделся по сторонам, подошел к окну, снял толстый шнур для поддержки штор, развязал его и медленно вытянул, снимая с золотого крюка.
Кристина смотрела на него каким-то обреченным взглядом, и Лука прекрасно понимал, что он означает. Женщины всегда хотят казаться лучше, чем они есть, но когда ставишь их перед выбором, до них, наконец, доходит, что их желания вовсе не так возвышены, как им хотелось бы. Лука подошел к ней сзади, погладил по красивой очень женственной шейке под светлыми мягкими локонами и по белой гладкой спине.
— Локти назад, — холодно изрек он тем тоном, который уже должен был хорошо отпечататься в ее сознании. Кристина нервно глянула назад через плечо, как всегда теряясь от захлестнувших эмоций и ощущений — страха, возбуждения, предвкушения, неизвестности,... волнительной беспомощности. Впав в какой-то не поддающийся объяснению ступор, она позволила ему крепко стянуть у себя за спиной локти. Тут же внутри нее начали нарастать паника и желание — ни с чем не сравнимое, разрушительное и дикое.
— Ты будешь роскошной невестой, — прошептал он ей на ушко и тут же резко развернул ее к себе лицом, а затем толкнул на постель спиной.
Она упала, опершись на стянутые за спиной локти, и замерла в предвкушении и ожидании. Лука, словно желая ее помучить, медленно развязал галстук-бабочку, снял смокинг, камербанд и отбросил их на стул; начал с невозмутимой выдержкой расстегивать пуговицы на груди, снял запонки, стянул шелковую сорочку с нарядной манишкой, обнажая натренированный торс. Встав прямо напротив Кристины, он расстегнул брюки, позволив им упасть вниз и оставшись в шелковых черных гольфах на стройных мускулистых ногах и сильно вздыбившихся в паху шелковых черных брифах. Улыбаясь сладострастной высокомерной улыбкой, он уперся коленями в постель так, что Кристина оказалась у него между ног, и вспенил ее белоснежную кренолиновую юбку, обнажая ее роскошные ножки, девственно гладкую киску и женственно округлые бедра.
Ее глаза уже подернулись легкой поволокой и завороженно скользили по его нагому мускулистому телу, а трепетный язычок и белоснежные зубы неосознанно прошлись по нижней пухлой губке. Лука придвинулся к ее лицу, вытянул руку и потер большим пальцем ее жаждущий поцелуев влажный ротик, затем приспустил брифы, выпуская на свободу вздыбленный член и нависая им над лицом девушки. Трепеща и робея, она принялась ласкать и покачивать его язычком, пытаясь захватить губами, затем нетерпеливо поймала его ртом, с наслаждением пропуская его в себя и снова с жадностью обводя язычком шелковистую солоноватую головку. Закрыв глаза от блаженства, она заскользила губами по гладкой коже его пениса, с каждым движением ощущая, как он наливается мощью, как вздуваются от ее ласк его вены.
Лука наблюдал за ее завораживающей игрой с чувством полной власти над этой бесподобно красивой и лично им развращенной юной соблазнительницей. Его возбуждение нарастало, также как и губительное желание овладеть ею именно так, как он привык: причиняя боль, заставляя испытать унижение и подчиняя себе во всем, растоптав ее гордость. Только почему-то вид этой связанной, разодетой белокурой принцессы, с наслаждением и даже какой-то невинной искренностью насаживающейся ротиком на его агрегат, все-таки заставлял его сдерживать свои порывы. Впрочем, он знал, что Кристина страдает от неутоленного возбуждения, от осознания собственного грехопадения, от его
