глаза Мечты, — за ремонт и оформление библиотеки. Умею рисовать. Писать разными шрифтами. Люблю книги и хочу их чинить. Только для этого надо разрешение командира роты.
— Вы его получите! Как ваша фамилия, товарищ солдат?..
...
... За семейным ужином Лена рассказала мужу о проблемах на новом месте работы и назвала фамилию Бориса Петровича.
— Рядовой Большаков? — переспросил капитан Калинин. — Он мне самому нужен. Ленинскую комнату оформляет.
— Ну, милый! Если бы ты видел, в каком состоянии мне досталась библиотека, ты бы так не говорил.
— Я видел. Раскардаш и непорядок.
— Вот! Сам признаёшь, что в таких условиях твоей жёнушке работать не полагается.
— Могу прислать кого-нибудь другого.
— Этот «другой» умеет рисовать, писать плакаты и любит книги, как Большаков?
— Хм... Не уверен...
Лена надула губки:
— Кто попало, мне не нужен! — прижалась она к плечу супруга. — Ну, хотя бы на пару часов, а?
— На пару часов можно, — сдался капитан. — На большее не взыщи.
— Ежедневно! — поставила условие Лена.
— Если не будет ничего экстремального, — уточнил капитан Калинин. И был вознаграждён за сговорчивость благодарной женой многообещающим поцелуем...
...
... Большакову не спалось. Он думал о библиотекарше. Вспоминал пришедшее по сердцу лицо. Завидовал капитану Калинину. И — тосковал по тем, кто ему нравился ранее. В детском садике маленький Борис Петрович обожал воспитательницу. В школе влюбился в учительницу по физике. В ПТУ глазел на лекторшу по эстетике. А позже, подкарауливал на лестничной клетке соседку с четвёртого этажа, и поднимался следом, млел от вида её крепких ног. Теперь вот — жена комроты!
В итоге протекания былых воспоминаний, сделал наш Большаков для себя неприятное обобщение. Оказывается, ВСЕ женщины его Мечты были замужние! Имели постоянных мужчин. И шансы на их взаимность к его, несомненно, лирической персоне, ВСЕГДА равнялись нулю! И происходило это по причине отсутствия в нем целеустремлённости. Рассудительность Бориса Петровича в нём была, весёлости Борика тоже, а этой самой, устрёмлённости — тю-тю...
Что и говорить — неутешительное резюме девятнадцатилетнего парня с хорошим стояком.
Едва Борис Петрович вспомнил, а затем ощутил этот самый стояк, рядом с ним появился его второй портрет с одной газеты — Борик, и напомнил про титьки капитанши.
Борис Петрович упёрся:
— Безукоризненной красоты женщина. Образец русской пригожести...
— Что есть, то — есть! Клёвая тёлка! — согласился Борик. — Глаза васильковые, губки алые, титьки — во! Хотел бы их потискать?
Борис Петрович, на это лишь вздохнул. Для обороны против Борика его окопчик разумника был мелковат.
— Чего зря вздыхать! — веселился Борик. — Когда, наш кэп разрешит библиотечку оформлять, начни с его женушкой шуры-муры. Чем чёрт не шутит?
— Лена не такая...
— Тю! Все они одинаковые! И эта краля — не исключение. Надо дать ей возможность про стояки узнать...
— Твоего хамства на троих хватит.
— Так нас и есть трое! Ты, да Я, да мы с тобой! — прыснул в кулак развеселившийся Борик.
— А... , ты в этом смысле...
— Хорош, тарабарить! — шуганул спорщиков засыпающий Большаков. — Надоели!... Толку от вас...
Его тяжелеющая голова покоилась на правой ладони, а левая рука держалась за неопадающий член. Грузнеющие веки слипались... Во сне, до самого сигнала «Рота!... Подъём!», Большакову грезились голубые глаза и красивая грудь Елены Павловны...
...
Послеобеда, когда вместо политзанятий, рядовой Большаков рисовал в Ленинской комнате бронзовое лицо сурового танкиста, дневальный сообщил, что его вызывает командир роты. Спрыгнув со стола, заменяющего подмости, Борис Петрович сунул кисть в растворитель, быстро вытер тряпицей испачканные пальцы и, застёгивая на ходу верхние пуговицы гимнастёрки, устремился «на ковёр». Он был чрезвычайно взволнован. Ночная «дискуссия» о
