Селесту. — Что?! — она не ... верила своим ушам — Брат? Селеста? — ее служанка была ей близкой подругой и, на сколько было известно Ширке, до сих пор являлась девственницей. — Ну да, Питер — садовник — мой брат. Он твою сисястую служанку еще вчера вечером на сеновале завалил. А сегодня дал ее мне. Сосет сносно, по крайней мере, когда братишка сообщил, где тебя искать, я был уже готов... Да! Да... да, крошка... Ух... хорошо... А ты что, не заметила что ли, как хуй стоял? Да и вошел легко, слюнявый-то!«О Боги! Они... мою Селесту... Как же так?!» Но с уст графини срывались лишь стоны. Она обнимала своего насильника, а он подбрасывал ее словно пушинку на своем члене, сотрясая кабинку и оглашая ее чавкающими звуками. — Ха, служанка у тебя что надо... Но все не то... мне приглянулась ты. И знаешь что? Я не отступлюсь — буду ебать тебя всегда и везде. Мужику нужна баба, моя ушла, теперь ты будешь моей бабой. А тебе тоже нужен мужик — не этот цыпленок с пестиком. Мы поможем друг другу. Ты получишь то, что хочешь и заслуживаешь, а я получу тебя. Так что решай... — с этими словами он снял с члена сотрясшуюся в последней судороге оргазма женщину, посадил ее на пол и стал дрочить, заливая ее голову и платье семенем. — А-а-а-аргх! Ох... ох... хорошо... Да... вот так... Ух... хорошо пошло... — он выжал ей на волосы последнюю порцию, заправил член в штаны, открыл дверь туалета и вдохнул свежий воздух. Затем сказал, оглянувшись. — Так что решай, крошка, где я тебя ебать буду — там, где нас могут заметить или у себя на хате — там нам никто не помешает. Приходи, короче.Оставив вновь изнасилованную девушку сидеть в туалете, он ушел. — Ну как, приходил кто? — донесся до Ширке голос конюха. — Ну да, я их всех спровадил. Правда, думаю, они поняли, что там кто-то ебется — кабинка ходуном ходила, чуть в щепки не разлетелась, да и твоя девка не особо стеснялась стонать... — ответил Питер. — Ладно, пошли, — дальнейшего графиня уже не могла услышать. Она занялась скорыми сборами. Использовала бумагу, чтобы хоть как-то утереть еще не засохшую слизь, а потом прошмыгнула в дом — ей предстоял еще один день в очистке от семени конюха. — А у тебя как? — Что? — Ну, эта, сисястая шлюха... Селеста, кажется... — А, она... Ну, когда ты пошел ебать нашу госпожу, я не мог уделить ей должного внимания — на шухере ж стоял, твои яйца прикрывал... — А вообще? — Сосать ей еще учиться и учиться, а остальное... Ниче так, сойдет. Я ее успел даже в сиськи трахнуть. — А в жопу? — А как же без этого?... У тебя как? — Что? — Ну, как депрессняк по жене, наша крошка его сняла? — Еще б не сняла — я бы сам ею снял... — Думаешь, придет? Кажется, бойкая. — Бойкая? Есть немного. Мне такие нравятся. Но знает, когда остановиться и отдаться. Придет, как пить дать придет. Могу поспорить, что она сама явится и попросит себя трахнуть. — Ну, спорить не буду... — Знаешь, очень мне она напоминает кое-кого... — Кого? — Ну, ту сучку, которую мы трахнули по пути домой — которая жрица. — Ну ты осел! — Чего?! — Так это ж ее сестра! — Да ну! — Ты даже не понял, что ебешь ее сестру?! Ха, ну даешь... Хотя, пока ей об этом знать не обязательно. А как тебе ее мать? — Мать? Да ну, старовата она! — Сам ты «староват»! Она — женщина в самом соку, не то, что эти молоденькие неумехи. — Тебе что, такие нравятся? А Селеста? — Ну, Селеста никуда не денется, но я хочу засадить шикарной матроне. Это старик у нас целок любитель, да ты на молоденьких да маленьких западаешь. — Ну, целки всем ломать любо... Но старик наш, конечно, спец по раскорчеванию. — Ну, твоя жена — лучшее тому доказательство. — Что? — Что слышал. — Папка... ее? — А она сказала, что с тем кузнецом оставило девичество? Нет! Ее папа на секс развел, научил всему, что ты любишь — для тебя старался. — А, ну и пофиг. — Знаешь, может к нам скоро вернется наша рыжая жрица... — Правда? —
