заботливо отнесся к новой участнице процесса, несмотря на ее почтенный возраст... И бабка с воплями неожиданно для себя пустилась во все тяжкие, чего с ней не случалось с лета 1991 года, когда ее Григорий дважды отомстил ей за провал ГКЧП.
Пелагея, «равнодушно» прогуливалась по пляжу, двигаясь строго по спирали, центром которой служил шоколадный джедай, обладающий внушительным световым мечом. Несмотря на грозное орудие, дальний родственник дяди Тома настороженно следил за перемещениями в пространстве пышнотелой дамы, приближающейся к нему на опасное расстояние: он не знал, чего от нее можно ожидать.
Евдоким уверенно вошел в море, но от холодной воды его яйца скептически поджались, и их вид стал неубедителен. Мимо проплывала на надувном матрасе блондинка средних лет, лежа на спине и раскинув конечности в стороны. Она жестами попросила отбуксировать ее подальше в море, и Евдоким с готовностью принялся за дело, не сводя глаз с бритого лобка женщины, который маячил в полуметре от него.
Отплыв на приличное расстояние, пловчиха вдруг съехала к краю матраса, мило улыбнулась, и уверенным жестом нагнула голову Евдокима к своей промежности, предлагая попробовать ее на вкус. Морская вода заливала рот Евдокима в процессе экзотической для него ласки, и ему вдруг вспомнилась поговорка из глубокого детства: «лучше выпить водки литр, чем сосать соленый клитор». Он не баловал свою супругу подобным непотребством, но здесь было другое дело: он не хотел посрамить родную страну в глазах заморских гениталий, и вовсю заработал языком.
Блондинка вдруг соскользнула с матраса в воду (Евдоким еле успел его поймать за край), и уселась на его прибор отечественного производства, на который плавающая рядом сардина уже давно положила свой рыбий глаз. Обхватив Евдокима за шею руками, иностранка вопросительно посмотрела ему в глаза, и он, кивнув, погнал волну, сосредоточенно работая тазом.
— Ким, что ты там делаешь? — вдруг донесся до него с берега голос Пелагеи.
— Я это... Спасаю! — испуганно крикнул он в ответ и быстрее задвигался в блондинке.
Евдоким боком поплыл к берегу, ебя и гребя на ходу, и не выпуская матраса из рук. «Тонущая» гражданка раскрылечилась в толще воды, блаженно щурясь от солнца и удовольствия, создавая тазом вокруг спасательной акции легкие бурунчики. Чайки бились друг об друга в воздухе, теряя направление и ориентацию, и падали в море белым камнепадом: такого зрелища они не видели никогда.
Виртуозно и зигзагообразно добравшись, наконец, до берега и оторвав от себя довольную утопленницу (она никак не хотела с ним расставаться, так как его буй стоял, как никогда), Евдоким огляделся: жены на берегу не наблюдалось. Обратив внимание на внушительную толпу около скалы, Евдоким направился туда с тяжелым сердцем, чуя недоброе. По мере приближения к группе товарищей, сердце его стало биться сильнее: он услышал отчаянные стоны жены — ей явно было хорошо.
Подойдя вплотную к забору из человеческих тел, он выглянул через чье-то плечо: в центре толпы, на смятой подстилке раком стояла Пелагея. Сзади пристроился тот самый здоровенный негр, который невозмутимо драл ее, и, судя по воплям — в зад. Пелагея перехватила взгляд супруга, и простонала:
— Кимочка, это случайно... Я просто... Проходила мимо...
Видимо она хотела добавить «на четвереньках», но какой-то абрек из толпы вставил ей в рот свой ятаган, и она заткнулась, печально глядя на него мокрыми от слез счастливыми глазами.
Возмущение и похоть смешались в голове Евдокима. Он когда-то представлял себе, что жену будут трахать на его глазах, причем, именно негр, и, помнится, его это очень возбуждало. Фантазии неожиданно обрели реальность на этом горячем испанском берегу, и он подумал, что лучшего места трудно себе представить: их тут никто не знает, и никто не осудит — на нудистском пляже это, должно быть, в порядке вещей.
Его
