Витька продолжал бодаться, и Лина закусила губу.Она была вся перед ним — мокрая, стремительная, с острыми пухлыми сосками, которые Витьке хотелось щупать и дергать, как цяцю. Ее дырочка была узкой и твердой, а не масляно-эластичной, как вчера. Витька с трудом влез в нее кончиком писюна... — Погоди, погоди, Вить, — зашептала Лина, кусая губы. — Давай не здесь. Давай на бережок, ладно? Давай, миленький мой, давай, — она подалась к нему, обняла его, обвила ножками бедра — и вдруг прильнула к его губам.Витька замычал... — Где ты научилась ТАКОМУ? — пораженно спросил он, когда она оторвалась от него.Перед его глазами все еще мерцали искры, исторгнутые обжигающим языком Лины, а по телу струились тысячи медовых ручейков, сладких, как ее губы. — Не знаю. Наверно, у луны, — отвечала Лина. — Пойдем.Они вышли на берег. Лина тут же повалила Витьку и обхватила губами его писюн. — Ааааа!... — у Витьки между ног будто пророс огненный цветок. — Аааооуу! — выл он, — Ли-и-ин! Ты что?!.. — А мне вкусно. Как мороженное. Ты же мне так делал? Вот и я тебе... Приятно? — Аааоооууу! — у Витьки лезли глаза на лоб от скользящих касаний Лининого языка и губ. Они обвивали писюн прозрачной пленочкой, проникали вглубь, щекотали изнутри — и там росла тоненькая паутинка, и тянулась, тянулась, и дрожала в Витьке, набухая сладкими каплями... — АААААААААААААААА!!! — Какое соленое! И перченое! Фу-у-у!... — смеялась Лина, выплевывая сперму и вытирая рот рукой.Витька не мог говорить... Лина подлезла к нему — и легла сверху, нежно целуя его и ероша рукой его волосы: — А скажи, из меня текло... тоже соленое? — Оооуууу... Еще и с металлическим таким привкусом... — А у тебя как острая подлива. Шашлычка не хватает, — смеялась Лина, дуя Витьке в нос. — Ну что, певун, доволен? — Почему певун? — А ты, когда это... такие звуки издаешь, прямо страшно делается. Впрочем, я, наверно, тоже, — Лина покраснела. — Лин, а признайся: ты, когда ЭТО делаешь — чуть-чуть колдуешь? И от этого ТАК хорошо? Или так всегда должно быть? — Нуууу, так тебе все и расскажи, — скорчила рожу Лина. — Твое дело балдеть, а как и почему — это уж я разберусь, ясно? — Она щелкнула его по носу. — Просто мне очень хочется, чтобы тебе было хорошо, — сказала Лина чуть серьезнее, — а когда очень хочется... — Лин!.. — Да? — А скажи: ты раньше когда-нибудь... эээ... у тебя раньше были... — Мальчики? Нет, никогда. Претендентов хватало, и сейчас хватает, но... — И никому ты не делала... так? — Как «так»? Ты что, Вить? Ты знаешь, сколько мне лет? — Лина притянулась к Витькиному лицу и стала щекотать его волосами, продолжая говорить: — Это ты у нас дылда-десятиклассник, а мне ведь... Столько, сколько Джульетте. До сих пор не верю, что ты со мной утворил... Я думала, ЭТО будет со мной лет в двадцать, или позже, когда замуж выйду. А тут — бац! на ровном месте, вдруг... — А почему не было крови? — Ишь какой дотошный! Крови было, к твоему сведению, целое море. Ты вспорол меня так, что мы с тобой были, как гладиаторы после боя. Просто я потом сделала так, чтобы ее не было. Все эти выяснения — кого резали на твоей кровати — нам совершенно ни к чему, согласен? Витька, Витька... Что же ты натворил?! Скажи... а почему ты сделал со мной ЭТО? Почему? — она требовательно прижалась к Витьке, глядя ему прямо ... в глаза. — Потому что... я люблю тебя, — произнес Витька слова, которые должны были прозвучать. Он зверски покраснел, хоть и совсем не чувствовал неловкости. — Любишь? Любишь?!.. — Да... — И я тебя... Я тебя знаешь как люблю!... Я тебя так люблю, Витечка, славный мой, миленький мой, родненький... — говорила Лина, обцеловывая Витьке щеки. Глаза ее туманились, как голубые зеркала.Витька почувствовал, что его
