остановилась на самом сильном монотонном режиме, и положив пультик от игрушки на пол позади сучки присела в кресло рядом. Господин убрал ногу с шеи, наступив при этом на цепочку, висевшую между сосков, и вновь подсунул ботинок Ники под нос.
— Продолжай свою работу!
Ники не решился ... ослушаться, тем более свою «работу» он выполнял чисто машинально, не задумываясь в этот момент о степени своего морального падения. Все мысли сейчас сосредоточились на ощущениях в его анальном отверстии. Да, боль, безусловно, присутствовала, но это не всё. Что-то там этот вибратор задевал, какую-то очень чувствительную точку у него внутри, в самой глубине. И Ники с ужасом осознал, что не находит это таким уж неприятным. Он продолжал вылизывать ботинок, даже не заметив, как Хозяин сменил ногу, и Ники вылизывает уже другой ботинок, на который, между прочим, слюна и не падала. Опять же на Ники продолжал действовать наркотик, и странным образом он почувствовал возбуждение. О, нет! Только бы его Хозяева не заметили, что вялый и скукоженый до этого членик, начал понемногу наливаться, отдаваясь болью, ибо ещё помнил подошвы, прижимающие его к бетонному полу. Нет, нет, нет! Не возможно, ему не могло такое понравиться, его не могло такое возбудить. Всё тело болит, горло нещадно разрывает, его кожа помнила все удары плёткой, холод никуда не девался, его по-прежнему сотрясало, хотя и жар определённо присутствовал, теперь и иного характера. Похоже, он всё же заболел, температура явное тому подтверждение. Он стоит раком, склонившись вниз головой, и вылизывает ботинки Господина, задевая их разбитыми губами, запястья и щиколотки по-прежнему крепко держат кожаные ремни. А в глубине его нутра работает вибратор, и находясь в столь унизительном положении, он ничего не может сделать, не может его вытащить или прекратить этого. Или может?
— Госпожа, — хрипло проговорил он, впрочем, и, не зная, что говорить дальше. Исходя из Никиткиных расчётов, они не могли увидеть его возбуждения, он стоял к ним лицом и в такой позе, что заметить было сложно. Он откашлялся. Повторил снова, — Госпожа. — Не уж-то Ники сейчас поймёт всех пидоров на свете? Он судорожно соображал, какую выдумать причину, что бы уговорить её выключить вибратор. Если скажет, что больно, то девушка посмеётся, а от Господина он ещё и получит ботинком в лицо. Сказать, что хочет пить, есть, писать? Явно это тоже ничем хорошим не кончится. А действовать надо было немедленно, времени на раздумья оставалось всё меньше. Сраная трава, это всё из-за неё! Ну почему, почему именно с ним это происходит, на глаза опять нахлынули слёзы, волны стыда накатывали на него такие же сильные, как когда ему пришлось сегодня опорожняться в ведро. Неужто это было сегодня?
— Госпожа, пожалуйста, ответьте мне, — Ники говорил это уже сквозь слёзы.
— Сучка, в чём дело, почему ты прекратил свою работу? — ровным, уставшим уже от его слёз голосом спросила Госпожа.
— Госпожа, я не могу так, пожалуйста, выключите эту штуку во мне, пожалуйста, — пролепетал он, всхлипывая, в ответ.
— Дааа? — протянула она, подавшись вперёд, — почему это ты не можешь? У твоего Господина ещё не совсем чистая обувь! И он явно теряет терпение!
Ники взглянул вниз, на обувь, которую вылизывал, увидел пыльные участки и с усиленным рвением принялся за дело, надеясь, что по окончании сего действа Госпожа всё же его пожалеет и выключит эту адскую штуковину. Через некоторое время, показавшееся сучке бесконечностью, в которое он пытался всеми способами прогнать охватившее его возбуждение, девушка, наконец, объявила:
— Достаточно! Выпрямись, вставай так, как стоял до этого.
Ники дёрнулся вверх, совершенно позабыв про цепочку, которая так и осталась зажатой между полом и подошвой обуви Господина. Взвыл от новой боли, которая странным образом, придала
