развозить тебя по богом забытым дырам.
— Нужен же и ты для чего-то, — в тон ему произнес я. — С ... тобой, например, хорошо молчать.
По напрягшимся скулам Ратмира я понял, что тут, вероятно, я перегнул палку. Последняя моя фраза прозвучала откровенной издевкой. Я так же понимал, что друг не останется в долгу.
— Я видел вас однажды в городском парке. Ну, знаешь, там, где растут инжиры, у стен Архива.
Вы разговаривали, а он почему-то держал твою руку в своей. Я думал подойти, но потом мне совсем расхотелось...
Я почувствовал, как противно заныло внизу живота. К такому повороту событий я был совсем не готов. Все казалось надежным, подстрахованным, и вдруг — маленькая осечка грозит обернуться грандиозным скандалом.
— Он человек другой закалки, — сказал я, усилием воли выравнивая голос. — Служил в морском флоте. Там парни обычно свободно выражают дружеские чувства. Обнять за плечо, пожать руку, даже поцеловать бывшего армейского товарища при встрече — для них норма...
— Но ты-то точно не его армейский товарищ, — неприятно улыбнулся Ратмир, скосив на меня глаза. — Что это вы порхаете всюду, как два голубя, в парках уединяетесь?..
— Если ты не прекратишь тупить, я тебе расшатаю челюсть! — начал я терять контроль над положением. — Я видел, как твой папаша целовал тебя в щечку после командировки, и вот теперь задаюсь вопросом: не случался ли инцест в вашей семье?
Симпатичная мордашка моего приятеля окаменела и вытянулась. Пальцы, мягко лежавшие на руле, засуетились.
— Ты полегче, — буркнул он, выплевывая окурок в приоткрытое окно. — Есть предел шуткам, даже твоим...
Я благоразумно отмалчивался, пока мы не доехали до городских ворот.
— Высадишь меня возле Аквапарка, я не еду домой, — подал я, наконец, голос, натягивая на плечи легкую кожаную куртку. — Хочу понырять в горячей воде, отогреться.
Ратмир обернулся ко мне, нервно прищуривая по-девичьи красивые темные глаза.
— Я с тобой.
— Ты не со мной, — грубо осадил я, затягивая бегунок молнии до самого подбородка. — Я хочу расслабиться, вытопить все мысли из головы. Домой доберусь на автобусе.
— Как хочешь. Я тоже устал от твоей кислой мины сегодня. Поеду к Руслане, оттянусь по-мужски. Тебе это, правда, незнакомо...
Я вышел из машины, никак не отреагировав на последнюю колкость. Но, странно, впервые мне было больно от его слов.
*****
Вечером я сидел на большом черном диване в гостиной Имрана, прислушиваясь к мерному перестуку своего сердца в вязкой тишине просторной комнаты. Мне нравилось, как была обставлена его двухэтажная квартира. Хороший вкус хозяев, по роду своей деятельности связанных с миром красоты и эстетики, проступал в каждой незначительной детали. Придерживаясь принципа дорогого минимализма, супруги сделали упор на сочетании матового стекла и горного камня в оформлении камина, стенных аппликаций и подоконников. Окна были задернуты невесомыми шторами из дымчатой органзы, свободно развевающейся на литых чугунных карнизах неправильной формы. Мебели было мало, но каждый предмет был функциональным, емким и удобным. Все работало на высвобождение пространства. На полу стояли высокие неглазированные кувшины из белой глины, утыканные веточками сухих икебан, искусно составленных столичными флористами. Я редко наведывался сюда, и всякий раз испытывал детскую робость, забираясь с ногами на уютный мягкий диван; осваивать другие места в доме мне казалось излишней наглостью.
— Лалу положили на обследование, — Имран, будто чужак, присел на краешек дивана, избегая моего прямого взгляда. — Что-то не так с её лимфой. Я видел ее час назад. Я бы даже не узнал... Понятия не имею, что за анализы они у нее брали, но она так выцвела, понимаешь, словно ей откачали всю кровь...
Я смотрел, как
