скрылась под одеялом.
Следующие два дня я был заложником Каролины. Она выпускала меня из дома только для того, чтобы проведать маму, и шла вместе со мной. Ещё мы ходили в баню. И везде — на кровати, на палатях, даже на полу — я принадлежал женщине, и везде она пила моё семя. Я тоже отведал женских соков, хотя Каролина, прежде чем пустить меня к своей малышке, страшно смущалась. Тогда-то я и увидел впервые святое святых любой женщины — бутон, сложенный из нежных, чувствительных лепестков-складочек, лоснящихся от смазки и прикрывающих беззащитное лоно; мягкие волоски слегка шевелились, когда я бережно раздвигал эти лепестки, чтобы добраться до ароматной женской мякоти, плачущей сладким соком. Каролина, казалось, не дышала, но нет-нет, и по ляжкам пробегала лёгкая дрожь. Немного ниже находилось тугое, коричнивое колечко ануса — я слышал от больших ребят, что на востоке рабынь насилуют именно туда, чтобы не плодить выродков; однако я с трудом просунул в женский зад один палец. Внутри было горячо и сухо. Каролина неожиданно заелозила попой.
— Нет, любимый... не туда... пожалуйста...
Я не стал возражать и вернулся к влагалищу. Чтобы мне было удобнее, женщина встала на четвереньки, выпятив зад, и грудью легла на пол. Таким образом я имел доступ не только к нежным глубинам моей любовницы, но и к ягодицам (это одна из частей женского тела, которая вызывает у меня особенное восхищение и восторг).
Я не был уверен, что всё делал правильно, тем не менее эти два дня Каролина меня буквально замучила, чуть ли не со слезами умоляя вылизать её. Я быстро сдавался, она забиралась на кровать, или усаживалась на стол, или привычно укладывалась ничком на пол, и я погружался в её влажные, жаждущие любви просторы. За этим-то занятием нас и застала мама. Я так увлёкся ласками, а Каролина и вовсе находилась в полной прострации от бесконечных оргазмов, что ни я, ни она не услышали, как хлопнула дверь. Мама решила не прерывать нас: быстро раздевшись (!), она на цыпочках подкралась и прижалась ко мне. Я вздрогнул и попытался обернуться, но руки Каролины вцепились мне в волосы и снова прижали к влагалищу.
— Нет... — томно всхлипнула женщина, — не останавливайся... прошу... умоляю...
А мама уже занялась моей собственной плотью. Я мгновенно узнал её руки — немного грубые от общения с оружием, но такие нежные и чуткие — и целиком отдался сильнейшему восторгу от близости не только моей матери, но самой прекрасной женщины в мире. Она посторонила меня. Я не сразу понял, что мама хочет делать; на моих глазах она впилась губами в сочащееся влагалище жадным засосом, старательно заработала язычком. Каролина пронзительно ввизгнула и забилась; я быстро сдался и полез помогать маме. Мама с готовностью приняла мою помощь, так что вдвоём мы довели женщину до исступления. Всхлипывая и содрогаясь в пароксизме острого наслаждения, Каролина сползла с кровати на пол. Открыв глаза, она увидела маму и жалобно улыбнулась. Мама улыбнулась, склонилась над ней и поцеловала. Потом хитро посмотрела на меня:
— Ну-ка, признайся — ты хотел увидеть, как твоя мамочка целуется с другими тётеньками?
После всего, что со мной произошло, было глупо смущаться, тем не менее я почувствовал, как горит лицо. Мама рассмеялась и прижалась ко мне.
— Глупый, ну чего ты засмущался? — прошептала она. — Я всё-всё сделаю, чтобы ты был счастлив!
— Всё? — пискнул я придушенно.
— Ага. Теперь нам больше нечего здесь делать. Тебе пора вернуться домой...
Она глянула на меня в упор.
— Ты ведь хочешь вернуться домой?
— С вами обеими я готов хоть в ад, — прошептал я.
Каролина ещё не до конца оправилась после сладостной пытки, которой мы её подвергли; пока она приходила в себя, мы быстро собрали необходимые в пути вещи. Я ни разу не усомнился в правильности наших
