потому совершенно исчерпывающе — Андрей сказал «нравится» без какого-либо внутреннего напряга, сказал как о чём-то совершенно естественном и потому очевидном, и улыбка, одновременно радостная и щедрая, беспечная и лукавая, засияла на его симпатичном лице. — Никита... ты об этом хотел спросить? Нравится мне это или нет?
— Нет, не об этом... хуля об этом спрашивать, если это по тебе и так видно? Как голубой, бля... тискаешь меня, как девку, — Никита, невольно поддаваясь настроению Андрея — непроизвольно улыбнувшись в ответ, поймал себя на мысли, что с Андреем ему удивительно легко... ещё вчера Никита о нём, об этом Андрее, понятия не имел, а сегодня они лежали в одной постели, оба голые и оба возбуждённые, и не просто лежали, а Андрей был сверху, Андрей делал движения, напоминающие половой акт, и при всём при этом Никите было комфортно... ситуация была необычная, даже в чём-то странная, но на душе у Никиты было комфортно — легко и спокойно; голова уже не болела — похмельная боль, тисками сжимавшая виски, сама собой рассосалась, незаметно ушла... нормально было Никите — и легко ему было, и даже приятно! — Я не об этом хотел спросить, — повторил Никита, непроизвольно лаская — сжимая-стискивая — Андреевы ягодицы. — Пришли мы, короче... сюда пришли — к тебе... и — что было дальше?
Никита уставился на Андрея взглядом, со всей очевидностью свидетельствующим о полном — абсолютном! — незнании событий прошедшей ночи, и Андрей, глядя в Никитины глаза, снова мысленно удивился, как такое вообще может быть... провал в памяти — что это? Результат химической реакции, возникшей под воздействием избыточно употребленного алкоголя? И тогда всё это можно объяснить, используя химические формулы, в виде обычного уравнения? Или, может быть, сработала какая-то психологическая защита — сработала с учётом того, что человек, проснувшись-протрезвев, вновь становится продуктом социума, а не природы? У Андрея тоже такое было — он, Андрей, ничего не помнил... но ведь он и не делал того, что делал Никита, — он не трахался страстно и безоглядно, с полной самоотдачей, как всего лишь несколько часов тому назад это делал пьяный Никита... как т а к о е можно забыть? Никита ничего не помнил, и получалось, что есть как бы два разных Никиты, существующих параллельно: один Никита — «ночной» — с упоением, кайфуя и наслаждаясь, предавался однополому сексу — трахался в рот и в зад, а другой Никита... другой Никита — «дневной» — об однополом трахе не имеет никакого понятия, искренне полагая-считая, что склонность к такому сексу ему совершенно не свойственна! Получалось, что он, Никита, не знал самого себя... а какой человек может сказать, что он знает про себя всё — досконально? Может ли быть такой человек в принципе — человек, который знает про себя всё?"Что было дальше?» — спросил Никита... это было и странно, и удивительно — не помнить о таком... и — глядя Никите в глаза, Андрей повторил, словно эхо:
— Что было дальше? А дальше, Никита... дальше было самое интересное, и это просто непостижимо, что ты о том, что было дальше, ничего не помнишь... непостижимо, Никита!
— Ну, я помню... не очень чётко помню — отрывочно, — проговорил Никита; не желая выглядеть в глазах Андрея круглым идиотом. — Что-то помню, а что-то нет... — уточнил-добавил Никита, виновато улыбаясь.
— Так, может, пусть так и останется? — Андрей, простодушно глядя Никите в глаза, так же простодушно улыбнулся в ответ. — Что помнишь — то помнишь... а про то, что в памяти не осталось, знать тебе, может, вообще не нужно? А, Никита?
— Почему это?
— Ну, мало ли... — отозвался Андрей, и в глазах его заискрились, заплясали дразнящие чертики. — Меньше знаешь — крепче спишь... так ведь?
Никита, лежа под Андреем — глядя на Андрея