... он добивается? Переводит на него, на Андрея, стрелки — стыдно за вчерашнее? Ну, перевёл он стрелки: «я не я, и не хата не моя»...  дальше-то что? Стрелки перевёл, и — будь ведомым...  или он, Никита, вообще не хочет — трах по-трезвому ему не в тему? Или он, может, чего-то боится — чего-то опасается?
 — С кем я трахался? — с недоумением глядя Андрею в глаза, озадаченно проговорил Никита, снова сбивая Андрея с толку — сбивая не столько содержанием вопроса, сколько той интонацией, с какой он вопрос свой проговорил: в голосе Никиты было удивление, недоумение, озадаченность, и всё это было совершенно искреннее, неподдельное...  разве можно так хорошо играть?
 — Никита! Хуля ты...  хуля дурака валяешь — целку изображаешь?
Андрей, стараясь подавить в себе невольное раздражение, хотел добавить что-то ещё, и вдруг, глядя на Никиту, запнулся — внезапная догадка осенила Андрея...  с ним, с Андреем, однажды случилась история — была история...  да, была такая история: он учился на первом курсе, и однажды на дне рождении однокурсника он, Андрей, перебрал — напился так, что, проснувшись на другой день, он не помнил ничего...  ну, то есть, абсолютно ничего — в памяти был полный провал, и он, Андрей, тогда ещё сильно испугался, и испугался не на шутку...  чем закончился тот вечер, как и с кем он добирался до снимаемой им квартиры, что и кому он говорил, что делал — всё это было стёрто в памяти...  не размазано, а именно стёрто, обнулено, и оставалось лишь уповать на то, что он, будучи пьяным, ничего т а к о г о не сделал...  день рождения у однокурсника был в субботу, и весь воскресный день Андрей промаялся, не находя себе места — абсолютно ничего не зная про своё поведение...  в понедельник он шел в универ, готовый ко всему, и настроение было...  настроение было — хоть вешайся, но, к счастью, всё тогда обошлось — он ничего т а к о г о, будучи пьяным, не сделал, ничего т а к о г о не натворил...  в ведь мог бы, ещё как мог бы!
 — Никита, постой...  да не вырывайся ты — никто тебя здесь насиловать не будет! — Андрей, крепко сжав Никитины запястья, вдавил его руки в матрас, тем сам лишая Никиту возможности активно сопротивляться. — Подожди, Никита, не дёргайся... — прижимая руки лежащего на спине Никиты к постели — с силой вдавливаясь пахом в пах парня, Андрей приподнял голову, внимательно глядя Никите в глаза. — Никита, ты что...  ты — ничего не помнишь? Что было ночью...  не помнишь?
 — Что было ночью? — словно эхо, отозвался Никита, вопросительно глядя на Андрея снизу вверх; вопрос Андрея прозвучал для Никиты неожиданно, и Никита, лёжа под Андреем, невольно расслабился, стараясь сообразить, признаваться ему или нет в том, что он действительно ничего...  он действительно ничего не помнит!
 — Это я тебя спрашиваю...  ты помнишь, как мы сюда попали? — Андрей смотрел на Никиту внимательно, даже пристально, ища подтверждение своей догадке. — Ну...  как мы сюда попали?
 — А где мы?
Никита спросил «А где мы?», причем, спросил-произнёс он это совершенно непроизвольно — вопрос у Никиты вырвался сам собой, и Андрею стало всё понятно...  ну, блин, дела! Никита совсем ничего не помнит — и потому он вырывается, отталкивает его, Андрея, от себя...  он, Никита, ничего не помнит!...  Секунду-другую Андрей неотрывно смотрел Никите в глаза, стараясь сообразить, в чем «плюсы», а в чём «минусы» этой новой — непредвиденно возникшей — ситуации...  он, Никита, ничего не помнит...  ай да Никита! Натрахался всласть — и снова девственник, снова целка: я не я, и не хата не моя...  вот так случай! Поди докажи, что здесь было, а чего не было...  Андрей, вдавливаясь членом в Никитин пах, смотрел на Никиту, лихорадочно соображая...  «плюс» был в том, что Никита — голый, возбуждённый — у ж е был в постели...  в этом был «плюс», и «плюс» несомненный! А «минус»?"Минус»