был в том, что ничего не помнящего Никиту теперь нужно было на секс раскручивать... раскручивать — как заправскую целочку, и совсем был не факт, что он, протрезвевший, согласится... девственник, бля!
Андрей, глядя на Никиту, с деланным осуждением покачал головой:
— Так, Никита... всё с тобой понятно: ты не знаешь, где ты сейчас, ты не помнишь, как ты здесь очутился, ты понятия не имеешь, что ты здесь делал... ты хоть помнишь, кто я? — Андрей, проговорив это, невольно улыбнулся, и улыбка у Андрея оказалась неожиданно солнечной — открытой, не таящей в себе ничего плохого. — Ну? Помнишь, кто я?
— Ты что — за дурака меня считаешь? — Никита, невольно поддаваясь обаянию Андрея, улыбнулся в ответ, и улыбка эта — ответная улыбка — получилась у Никиты совершенно непроизвольно.
Андрей был симпатичен... да, вполне симпатичен, и хотя симпатичность эта уже сама по себе была вполне самодостаточна, то есть не могла не обращать на себя внимание, но Никите, который не смотрел на парней с той зрения их симпатичности, даже не это было главное, — лицо Андрея было каким-то удивительно живым, открытым, располагающим, готовым в любой момент откликнуться искренней улыбкой, причем готовность эта читалась на лице даже тогда, когда Андрей улыбаться не собирался, и это выражение делало лицо Андрея, и без того симпатичное, не просто симпатичным, а обаятельно симпатичным... бывают такие лица, на которые и легко, и приятно смотреть — от людей с такими лицами априори не ждёшь ничего плохого, и потому Никита, лёжа под Андреем, как-то странно успокоился... по-прежнему не осознавая своё положение как положение возможного сексуального партнёра, Никита успокоился — вне сексуального контекста... конечно, всё это было необычно и не совсем понятно, но, в конце концов, ничего с ним, с Никитой, не случится, если он какое-то время полежит под парнем, пусть даже голым и возбуждённым, тем более что лежать так ему, Никите, было не только не дискомфортно, а вполне даже приятно... лежа под Андреем — чувствуя вдавившийся в живот напряженный Андреев член, Никита сам не заметил, как его собственный член вновь налился точно такой же несгибаемой твёрдостью... член Никиты налился однозначно приятной твёрдостью, но и это не подтолкнуло Никиту к мысли, что н а с а м о м д е л е это может означать... такова была степень Никитиной личной — внутренней — невовлеченности в «тему»!
Чувствуя, как Никита под ним расслабился, и одновременно ощущая животом горячо затвердевший Никитин член, Андрей в ответ на улыбку Никиты заговорщески подмигнул, одновременно понижая голос — переходя на шепот, тем самым вовлекая Никиту в интимную камерность ситуации:
— Ну, а как мы в общагу приехали... и почему ты в общагу не попал — помнишь?
— Нет, — на секунду запнувшись, Никита отрицательно качнул головой. — А сейчас мы где?
— На квартире у меня... — Андрей, глядя Никите в глаза, сладострастно сжал свои ягодицы, одновременно с этим делая неакцентируемое и вместе с тем вполне очевидное — плавно-скользящее — движение пахом по паху Никиты... и хотя это движение от Никиты не ускользнуло, Никита на это движение никак не отреагировал — для Никиты важнее было то, что Андрей ему сейчас расскажет, а вовсе не эти специфические движения, напоминающие половой акт. — Так вот... когда всё закончилось, я вызвал такси, и мы вчетвером — Игорь, Нелли, ты и я — приехали в общагу, чтоб там тебя определить на ночь, как Игорь об этом заранее договорился. Но произошло непредвиденное... во-первых, заступила новая вахтёрша, которая о договорённости Игоря понятия не имела, а во-вторых, ты был пьян... ну, то есть, на ногах ты держался, но при этом пьян был явно, или, как сказал кто-то, «весомо, зримо, грубо»... одним словом,... вахтёрша упёрлась, и ты... — Андрей, глядя Никите в глаза, тихо
