конторы, и если она нарушит обещание — с нее стянут штраф.
Тогда я решил пойти в контору и разобраться с шефом сам. Я, правда, особой силой не отличался, но голос имел громкий, внушительный, и, если было нужно, нередко «брал испугом». Радуга отговаривала меня — она боялась; на вопрос, в каком качестве я пойду туда, я ответил:
— В качестве твоего парня, конечно же, — и в знак подтверждения обнял ее за талию.
— «Парень не годится»: шеф скажет, что это здоровая конкуренция, и что он намерен меня у тебя отбить — сказала Рада (так я называл ее), освобождаясь от моих объятий. Она снова заулыбалась — я, кажется, развеселил ее, — и у меня сразу улучшилось настроение.
— Придется прикинуться твоим мужем, — говорю я.
Как только я это сказал — сразу появилась какая-то жутковатая щекотка внутри. Рада ответила:
— Ну, скажешь ты, что мой муж... ну, накричишь на него... А что дальше? Он меня выгонит, и все. Зачем я ему такая — строптивая и женатая?
И тут мне пришла в голову идея, от которой у меня даже похолодело внутри. Она была настолько невероятной, что я впервые испугался делиться ею с Радой. Но все-таки спросил:
— Рад, а сколько ты еще протянешь на неопределенности? Месяц сможешь?
— Не уверена, говорит она, — хотя можно попытаться. Но зачем? Что ты придумал?
— Что я придумал, я скажу завтра — сказал я.
— Нет, говори немедленно — даже завизжала Рада от нетерпения, и требовательно положила мне руки на плечи...
Что оставалось делать? Я сказал ей:
— Рад... А не пожениться ли нам взаправду? Ты возьмешь мою фамилию, я устроюсь на твою работу, мы будем работать вместе... я буду мозолить глаза шефу, и он побоится трогать тебя. В ЗАГС заявление за месяц подается... Что скажешь? — И поспешно продолжал: — Знаешь, ведь люди женятся и при куда меньшей близости, чем у нас с тобой. А для меня все равно — дороже, чем ты, человека нет...
Результат был совершенно неожиданным: Рада смотрела на меня секунду или две, раскрыв рот, потом — вдруг бурно разревелась, упав мне на грудь. Она обняла меня и вжималась в меня, как ребенок. Я, совершенно озадаченный и растроганный, гладил ее по голове, перебирал ей разноцветные пряди, говорил «Радочка, солнце, ну не надо, не надо», наконец — поцеловал в макушку...
Наконец Рада немного успокоилась, отчаянно посмотрела на меня — и спросила:
— Означает ли это, что ты просишь у меня руки?
Я не знал, что ответить, и молчал — но недолго, не больше двух секунд. Наконец мне, к счастью, все-таки хватило ума сказать:
— Конечно, да!
Рада сказала:
— Я подумаю над твоим предложением...
Тут я понял, что мне пора, и сказал:
— Засим разрешите откланяться — до завтра. Только... — и я, снова шагнув к Раде, привлек ее к себе, крепко обнял, шепнул — «не плачь больше!» — и ушел.
В шесть утра меня разбудил звонок. Я взял трубку — звонила Рада.
— Ты невыносимый соня! Ты читаешь смс или нет?!! — голос ее звенел каким-то незнакомым волнением.
— Во сне — честно говоря, нет, — ответил я, — еще не научился.
— Ну, так прочитай! — сказала Рада, и я услышал гудки.
Я открыл папку смс и, уже догадываясь, что она мне написала, прочитал:
«Я СОГЛАСНА!!!»
Я вскочил с кровати и побежал к ней.
Того, что меня ожидало у Радуги, я не предвидел никак. Я хотел распахнуть ее дверь — но было закрыто. Тогда я постучал; за дверью послышались шлепающие шаги, и Рада спросила «кто там?» Я сказал: «бандито-гангстерито», — щелкнула щеколда, открылась дверь, я вошел, оглядываясь в поисках Рады... и вдруг какое-то существо — страстное, восторженное, горячее и совершенно голое — обвило мне шею руками, прижалось ко мне упругой голой грудью, лизнуло мне шею...
Это была Рада. На ней не было ни тряпочки. Она сжала
