нельзя быть немножко беременной, так и невозможно немножко побыть с Кисэром. Я очень хорошо это знал, и старательно избегал встреч наедине. Он давно оставил надежду на воссоединение, но это не мешало ему откровенно упиваться своей властью. При любой возможности Кисэр снова и снова затевал странную игру в кошки-мышки. Маленькая, изящная мышь кокетливо посасывала кусочек сыра; ходила вокруг кота, чуть царапая пол когтистыми лапками. Останавливалась, красиво выгнув спинку, и медленно наматывала на тонкую кисть кончик длинного хвоста... Дрожащий от вожделения кот сглатывал слюну и мысленно проводил ногтем по ее нежным, бесстыдно-розовым ушкам. Но пошевелиться не смел. Он знал, что в эту же секунду мышка обернется стремительной пумой и бросится на него, чтобы с упоением вонзиться когтями в беззащитную плоть. Спина хорошо помнила сладкую боль от царапин и укусов.
Дважды переодевшись и трижды переставив на другое место бутылку его любимого коньяка, я почувствовал, что начинаю паниковать. Ожидание убивало меня; голова раскалывалась от противоречивых мыслей, ниже пояса все отяжелело и налилось истомой. Чем чаще я повторял себе «не смей», тем быстрее колотилось сердце. Наконец, он приехал.
Одет, как обычно. Внешне спокоен. Но что-то в глазах... Нет, вовсе не вероломная угроза соблазна, а грусть, и даже что-то похожее на раскаяние. Окончательно сбитый с толку, я усадил его на диван и поставил на стеклянный столик две тяжелых стопки с Курвуазье. Рассеянно бросив в них по несколько кубиков льда (не спросив у меня), Кисэр уставился на свои руки и не спешил начинать разговор.
— Что случилось? — я не выдержал молчания.
Он натянуто улыбнулся и потер запястье большим пальцем. Плохой знак. Действительно, что-то натворил...
— В общем, есть одна девочка. Двадцать два года. Инструктор по фитнессу. Умненькая, добрая... очень красивая. Я тепло к ней отношусь. Знаешь, мы встречаемся последние месяцев восемь... И все, как бы это сказать, честно. В смысле, мы верны друг другу...
Я начал тихо сползать с кресла.
— У этой девочки что-то случилось? — спрашиваю, — ей нужна помощь?
— Э-э, не совсем...
— Рома, блять, что случилось?!
— Она ждет ребенка...
Аккуратно проглотив коньяк, я встал и несколько раз прошелся вдоль стола. Потом опять сел.
— И?
— Ну, что ты можешь мне сказать по этому поводу?..
— Тебе с каких слов начать? На какую букву? — подавив истерический смешок, я снова глотнул коньяка.
— Никак, да?... — неожиданно робко и грустно произнес он, вскинув взгляд на мое лицо. Глаза были влажными.
— Что — никак? Ты о чем? — я почему-то не мог кричать. Слова вырывались с трудом.
— Ничего не получится, — Кисэр обреченно вздохнул и опрокинул разом половину стопки, — да, ты прав... Я рехнулся.
— Подожди... Что говорит девочка?
— Люблю. Беременна. Рома, почему ты молчишь.
— А ты???
— А я молчу... — он издал какой-то странный звук и с грохотом уронил стопку на стол. Потом закрыл лицо руками и разрыдался.
Я чувствовал, что теряю самообладание... По кусочкам выдернув из хаоса несколько нужных мыслей, я попробовал помочь ему.
— Рома, давай рассуждать логически... Жениться для тебя — не вариант. Подумай, через сколько дней ты чокнешься от детского плача и смены подгузников? От невозможности курить в доме и спать по нескольку часов в то время суток, когда это необходимо? И вообще — от полного отсутствия личной свободы??? Ты говоришь — хорошая девочка. То есть, ты даже не любишь ее! А Юкон (его немецкая овчарка/почти человек)? Что если он не поладит с новыми жильцами? На чьей ты окажешься стороне? Вот его ты любишь больше себя самого, это факт!
— Ты прав, это факт... Я не рассматривал этот вариант всерьез, если честно.... ..
— А какой