схватив маму за плечи и толкая её бёдра навстречу себе. Мои бёдра громко шлёпали о мамины ягодицы. Я был уже почти на пике.
Ещё несколько мощных толчков и я снова бурно взорвался, излившись в мамину попку.
Какое-то время мы с мамой неподвижно лежали на одеяле. Я, несмотря на накатившую усталость, чувствовал себя полностью умиротворённым и удовлетворенным. Мама не двигалась, она лежала на боку, спиной ко мне.
Я поднялся на ноги, оделся, сходил на другой конец оазиса, собрал наши вещи и, взяв за подводы наших коней, вернулся к маме.
Она всё также недвижимо лежала, только свернулась калачиком.
— Мам, вставай, — сказал я ей, — скоро солнце будет садиться. У нас мало времени.
Мама медленно села и подняла голову. Впервые мама посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, и она торопливо опустив взор, поднялась на ноги и побрела к воде.
Я наблюдал, как она ополаскивается, теперь уже вымывая из своих дырочек моё семя. Уже не пытаясь прикрыться (впрочем, после сегодняшнего это было бы уже глупо), она вышла из воды и, взяв протянутое мной шерстяное полотенце, тщательно вытерлась полотенцем и стала одеваться.
— Всё, мам, нам пора! — скомандовал я, стиснув напоследок ладонью её ягодицу, — мам, ты потрясающая любовница! Я жалею, что мы не занимались с тобой этим раньше, — похвалил я её, — мам, и ты не переживай, теперь я тебя простил за твой разврат с этими погаными нубийцами.
Мама на миг подняла глаза и посмотрела на меня полным горечи и печали взглядом, и в этом взгляде читалась обреченность, на то, что было уже понятно нам обоим, — обреченность на то, что я испробовал запретный плод и он мне понравился, и что теперь она нужна мне не как мать, а послушная моим желаниям наложница.
Я улыбнулся ей и, протянув руку, потрепал её по щеке:
— Мама, всё у нас ещё впереди.
(Продолжение следует...)