средствами....
Потеряли ощущение времени и пространства, и один за другим падали без сил, в объятия друг друга, выжав себя до
последней капли.
Проснулись мы от грохота выбитой двери. Нашу троицу ментам пришлось буквально разрывать на части, так уж мы были склеены
сахаром и спермой. Кожа, волосы — с ног до головы. Внешне мы напоминали каких-то дикарей из Новой Гвинеи. По ногам Кати
шли кровавые разводы. К Машкиной спине прилипла этикетка от шампанского. Наши лица были покрыты пятнами помады различных
оттенков. Какой-то доброхот принес Кате куртку, но она отдала ее Машке, догадываясь что саму ее без одежды не оставят. Мне
после короткой перебранки принесли джинсы. Уже в наручниках, меня тычками вывели в коридор. Там, к счастью для меня и
Машки, было полно народу: комендант, какие то люди из ректората, несчастный замдекана по общежитиям и куча разбуженных
студентов и студенток. Суда Линча я счастливо избежал, и уже у лестницы встретился глазами с насмешливым взглядом Нконо.
Тот мотнул головой и я заметил нашего попика, стоящего в небольшой нише у кухни с безумными глазами. Ситуация начала проясняться.
В сотне метров от общаг располагалась «мусорка», так мы называли опорный пункт охраны порядка, N-ского отделения милиции, политкорректно
вынесенного с территории студенческого городка в разгар перестройки. Говорят, что тогда наш Университет был в авангарде демократии, а
многочисленные атавизмы студенческого самоуправления сохранялись вплоть до отставки старого ректора, которая состоялась примерно
через год после описываемых нами событий. Туда нас всех и повели. Как это обычно бывает, аукцион начался с предложения
дать нам лет по 10 за похищение человека и изнасилование, однако «жертва» защищала нас с таким отчаянием, что постепенно
ставки упали до хулиганства и притоносодержательства, а кончилось все каким-то полумифическим распространением
порнографических материалов. Постепенно всех наших выпустили, следователь уехал, ментовка опустела: я сидел в обезьяннике,
Машка в единственной из сохранившихся камер, а у стола дежурного стояла Катя, которая принесла нам пожрать, мокрые
салфетки и что-то из одежды. Она долго препиралась с придурковатым сержантом, но передать нам еду ей так и не разрешили.
Пара ментов, оставшихся на ночное дежурство, продолжала праздновать Новый Год. Они выпили бутылку водки, закусили нашим
обедом и ушли в коридор, где размещался туалет типа очко и камера где сидела Машка. Минут через пять они вернулись уже
втроем. Видок у Машки был еще тот. Или в отместку за вызов утром 1 января, или чтобы представить нас в самом негативном
свете, а может быть просто по бессмысленной злобе, никого из нас за весь этот день так и не довели до умывальника. Даже
у меня чесалось абсолютно все. Для нежной Машкиной кожи это была настоящая пытка. Я не говорю про моральный аспект —
выглядела моя подруга так, будто прожила на вокзале месяца два. Слипшиеся всклоченные волосы, лицо в пятнах спермы,
помады и крема. Над короткими зимними сапожками, на пару ладоней не достававшими до нижнего края удлиненной белой куртки
спортивного покроя, виднелись грязные колени. Я вспомнил наше шествие от общаги до опопа, в хлопьях мокрого снега, и
поежился.
Между тем сержант протянул Машке стакан водки и сказал, что-то скабрезное. Та, обильно смочила ей ладонь, и начала
тереть лицо. Ментам это не понравилась. Сержант закурил, и глубокомысленно произнес: «Ты, что шлюха бомжацкая про себя
думаешь? Думаешь, что ебальник свой отмоешь, намажешься и дальше будешь тут жопой крутить? Хуюшки! Из универа тебя
выпиздят, пить дать, из общаги, тем более. Кому ты блядь нужна? На панель пойдешь — и туда сейчас рекомендация нужна.
Вот мы с Серегой тебе ее и сделаем. Проверим тебя в деле и сделаем. « Машка промолчала, и это было
