напряжение...
А Заяц, между тем, безучастно выслушав, как Архип рассказал Баклану о его позоре, теперь так же безучастно ждал решения своей участи, тупо переживая свой невольный стриптиз как составную часть этого самого позора, — член Зайца почти опал и уже не выглядел так возбуждающе, как несколько минут назад... сожалеть о случившемся было поздно: то, что случилось, уже случилось, и думать об этом случившемся Зайцу было невмоготу — Заяц, глядя в сторону, тупо ждал, когда всё это закончится... Собственно, ничего позорного в мастурбации не было и быть не могло — наоборот, мастурбация как форма естественной саморегуляции половой функции при отсутствии партнёрши или партнёра является прекрасным вариантом сексуальной разрядки, и в этом смысле она не только полезна, а даже необходима, и сегодня многие, кто поумнее и поначитаннее, о такой роли мастурбации отлично осведомлены, но... многие ли даже сегодня, наверняка зная о том, что мастурбация является одной из форм человеческой сексуальности и в качестве таковой не наносит никакого экологического ущерба окружающей среде в лице менее образованных современников, способны спокойно признаваться друзьям-товарищам, что они накануне перед сном классно подрочили — кончили в свой собственный кулак? То-то и оно... «танцевали» в роте все без исключения, урывая для этого время и место: кто-то дрочил раз в две недели, а кто-то это делал через день, и рядовой Заяц в этом смысле от других парней, облаченных в армейский камуфляж, совершенно ничем не отличался, но ему, Зайцу, не повезло — он попался, и теперь все, на этом не попавшиеся, могли смеяться над ним и клеймить его как «онаниста» и «самолюба»... приятного было мало! А что было делать? Заяц, в течение этого получаса переживший сначала ужас, затем страх и стыд, теперь ожидал решения своей участи без всякого внутреннего волнения — ожидал безучастно и совершенно тупо... вообще-то, уходя в армию, в глубине души Дима Заяц боялся, что его будут бить — не за что-то конкретное, а потому, что в армии так положено, но теперь даже этот страх как-то невольно притупился и съёжился... в конце концов, не убьют же его за это! Пусть это стыдно... пусть даже позорно! Но ведь он никому никакого ущерба своей дрочкой не нанёс... за что его убивать? А что могли ещё сделать ему эти старослужащие? Заставить всю ночь драить грёбаные писсуары? Приказать делать другую работу? Что-то для них постирать-погладить?... Наверное, они могли его сейчас просто избить — поскольку он теперь «онанист», но даже это — самое страшное! — можно, в принципе, перетерпеть... об одном Заяц не думал совершенно — о том, что эти сильные, уверенные в себе парни, парни-старослужащие, перед которыми он стоял с возбуждающе расстёгнутыми штанами, пользуясь т а к и м подвернувшимся случаем, могут его, бесправного салабона, в пустой, погруженной в ночь казарме банально изнасиловать, или, как до сих пор ещё говорят представители местной флоры в удалённых от жизни микрорайонах, «защеканить» и «продырявить», — мысль о таком «наказании» рядовому Зайцу в голову не приходила...
А между тем, казарма была пуста, и была уже ночь — то время суток, когда потребность в сексе ощущается сильнее, а желание секса становится вожделеннее... где-то сейчас скрипели пружины, слышались сладкие вздохи и стоны — где-то парни долбили бикс, в жарких «ракушках» мочаля свои «початки», а здесь, в туалете казармы, двое парней смотрели на третьего, с каждой секундой осознавая, кем этот третий, покорно стоящий с распахнутыми штанами, может на эту ночь для них стать — здесь и сейчас...
— Короче, Санёк... что делать с ним будем? — Архип, говоря это, непроизвольно скользнул взглядом по ширинке стоящего в трёх шагах от него Баклана... то есть, он сделал это — посмотрел на ширинку Баклана — совершенно непреднамеренно, и вместе с тем у
